— Хорошо!—отвѣтила дѣвочка, слегка сверкнувъ бирюзовыми глазами.—Маня была голодна.
Подъ вечеръ этого дня я съ отуманенною головой задумчиво возвращался къ себѣ. Странныя рѣчи Тыбурція ни на одну минуту не поколебали во мнѣ убѣжденія, что „воровать нехорошо“. Напротивъ, болѣзненное ощущеніе, которое я испытывалъ раньше, еще усилилось. Нищіе… воры… у нихъ нѣтъ дома!.. Отъ окружающихъ я давно уже зналъ, что со всѣмъ этимъ соединяется презрѣніе. Я даже чувствовалъ, какъ изъ глубины души во мнѣ подымается вся горечь презрѣнія, но я инстинктивно защищалъ мою привязанность отъ этой горькой примѣси, не давая имъ слиться. Въ результатѣ смутнаго душевнаго процесса—сожалѣніе къ Валеку и Марусѣ усилилось и обострилось, но привязанность не исчезла. Формула „нехорошо воровать“ осталась. Но, когда воображеніе рисовало мнѣ оживленное личико моей пріятельницы, облизывавшей свои засаленные пальцы, я радовался ея радостью и радостью Валека.
Въ темной аллейкѣ сада я нечаянно наткнулся на отца. Онъ, по обыкновенію, угрюмо ходилъ взадъ и впередъ съ обычнымъ страннымъ, какъ будто отуманеннымъ взглядомъ. Когда я очутился подлѣ него, онъ взялъ меня за плечо.
— Откуда это?
— Я… гулялъ…
Онъ внимательно посмотрѣлъ на меня, хотѣлъ что-то сказать, но потомъ взглядъ его опять затуманился, и, махнувъ рукой, онъ зашагалъ по аллеѣ. Мнѣ кажется, что я и тогда понималъ смыслъ этого жеста:
— А, все равно… Ея ужъ нѣтъ!..
Я солгалъ чуть-ли не первый разъ въ жизни.
Я всегда боялся отца, а теперь тѣмъ болѣе. Теперь я носилъ въ себѣ цѣлый міръ смутныхъ вопросовъ и ощущеній. Могъ-ли онъ понять меня? Могъ-ли я въ чемъ-либо признаться ему, не измѣняя своимъ друзьямъ? Я дрожалъ при мысли, что онъ узнаетъ когда-либо о моемъ знакомствѣ съ „дурнымъ обществомъ“, но измѣнить этому обществу, измѣнить Валеку и Марусѣ—я былъ не въ состояніи. Къ тому же здѣсь было тоже нѣчто вродѣ „принципа“: если бъ я измѣнилъ имъ, нарушивъ данное слово, то не могъ бы при встрѣчѣ поднять на нихъ глазъ отъ стыда.
Близилась осень. Въ полѣ шла жатва, листья на деревьяхъ желтѣли. Вмѣстѣ съ тѣмъ наша Маруся начала прихварывать.
