чай заварили, и ей я налилъ. Хлѣбъ съ нами бѣлый былъ, я тоже ей отрѣзалъ. — „Выкушайте, говорю, на дорогу-то. Ничего, хоть согрѣетесь немного“. Она калоши надѣвала, бросила надѣвать, повернулась ко мнѣ смотрѣла, смотрѣла, потомъ плечами повела и говоритъ:
— Что это за челевѣкъ такой! Совсѣмъ вы кажется, оумасшедшій. Стану я, говоритъ, вашъ чай питъ! — Вотъ до чего мнѣ тогда обидно стало: и посейчасъ вспомню, кровь въ лицо бросается. Вотъ вы не брезгаете-же съ нами хлѣбъ-соль ѣсть. Рубанова господина везли, штабъ-офицерскій сынъ, а тоже не брезгалъ. А она побрезгала. Велѣла потомъ на другомъ столѣ себѣ самоваръ особо согрѣть и ужъ извѣстно: за чай за сахаръ вдвое заплатила. А всего-то и денегъ — рубль-двадцатъ!
Разсказчикъ смолкъ, и на нѣкотерое время въ избѣ водворилась тишина, нарушаемая только ровнымъ дыханіемъ младшаго жандарма и шипѣніемъ метели за окномъ.
— Вы не спите? — спросилъ у меня Гавриловъ.
— Нѣтъ, продолжайте, пожалуйста: я слушаю.
— …Много я отъ нея, — продолжалъ разсказчикъ, помолчавъ, — много муки тогда принялъ. Дорогой-то, знаете, ночью, все дождикъ, погода злая… Лѣсомъ поѣдешь, лѣсъ стономъ стонетъ. Ее-то мнѣ и не видно, потому ночь темная, ненастная, зги не видать, а повѣрите, — такъ она у меня передъ глазами стоитъ, то есть даже до того, что вотъ, точно днемъ, ее вижу: и глаза ея, и лицо сердитое, и какъ она иззябла вся, а сама все глядитъ куда-то, точно все мысли свои про себя въ головѣ ворочаетъ. Какъ со станціи поѣхали, сталъ я ее тулупомъ одѣвать. — „Надѣньте, говорю, тулупъ-то, — все, знаете, теплѣе". Кинула тулупъ съ себя. — „Вашъ, говоритъ, тулупъ, — вы и надѣвайте“. Тулупъ, точно, что, мой былъ, да догадался я и говорю ей: „Не мой, говорю, тулупъ, казенный, по закону, арестованнымъ полагается“. Ну, одѣлась…
Только и тулупъ не помогъ: какъ разсвѣло, — глянулъ я на нее, а на ней лица нѣтъ. Со станціи опять поѣхали, приказала она Иванову на облучокъ сѣсть. Поворчалъ онъ, да не посмѣлъ ослушаться, тѣмъ болѣе, — хмель-то у него прошелъ немного. Я съ ней рядомъ сѣлъ.
Трои сутки мы ѣхали и нигдѣ не ночевали. Первое дѣло: по инструкціи сказано — не останавливаться на ночлегъ, а „въ случаѣ сильной усталости“ — не иначе, какъ въ городахъ, гдѣ есть караулы. Ну, а тутъ, сами знаете, какіе города!
Пріѣхали таки на мѣcто. Точно гора у меня съ плечъ долой.
