какъ панъ Тыбурцій. Если зловѣщій „пугачъ“[1] прилеталъ по вечерамъ на чью-нибудь крышу и громкими криками накликалъ туда смерть, то опять приглашали Тыбурція, и онъ съ большимъ успѣхомъ прогонялъ зловѣщую птицу поученіями изъ Тита Ливія.
Никто не могъ бы также сказать, откуда у пана Тыбурція явились дѣти, а между тѣмъ, фактъ, хотя и никѣмъ не объясненный, стоялъ налицо… даже два факта: мальчикъ лѣтъ семи, но рослый и развитой не по лѣтамъ, и маленькая трехлѣтняя дѣвочка. Мальчика панъ Тыбурцій привелъ, или, вѣрнѣе, принесъ съ собой съ первыхъ дней, какъ явился самъ на горизонтѣ нашего города. Что-же касается дѣвочки, то, повидимому, онъ отлучался, чтобы пріобрѣсти ее, на нѣсколько мѣсяцевъ въ совершенно неизвѣстныя страны.
Мальчикъ, по имени Валекъ, высокій, тонкій, черноволосый, угрюмо шатался иногда по городу безъ особеннаго дѣла, заложивъ руки въ карманы и кидая по сторонамъ взгляды, смущавшіе сердца калачницъ. Дѣвочку видѣли только одинъ или два раза на рукахъ пана Тыбурція, а затѣмъ она куда-то исчезла, и гдѣ находилась—никому не было извѣстно.
Поговаривали о какихъ-то подземельяхъ на уніатской горѣ около часовни, и такъ какъ въ тѣхъ краяхъ, гдѣ такъ часто проходила съ огнемъ и мечомъ татарщина, гдѣ нѣкогда бушевала панская „сваволя“ (своеволіе) и правили кровавую расправу удальцы-гайдамаки, подобныя подземелья очень нерѣдки, то всѣ вѣрили этимъ слухамъ, тѣмъ болѣе, что вѣдь жила-же гдѣ-нибудь вся эта орда темныхъ бродягъ. А они обыкновенно подъ вечеръ исчезали именно въ направленіи къ часовнѣ. Туда своею сонною походкой ковылялъ профессоръ, шагалъ рѣшительно и быстро панъ Тыбурцій; туда-же Туркевичъ, пошатываясь, провожалъ свирѣпаго и безпомощнаго Лавровскаго; туда уходили подъ вечеръ, утопая въ сумеркахъ, другія темныя личности, и не было храбраго человѣка, который бы рѣшился слѣдовать за ними по глинистымъ обрывамъ. Гора, изрытая могилами, пользовалась дурной славой. На старомъ кладбищѣ въ сырыя осеннія ночи загорались синіе огни, а въ часовнѣ сычи кричали такъ пронзительно и звонко, что отъ криковъ проклятой птицы даже у безстрашнаго кузнеца сжималось сердце.
— Плохо, молодой человѣкъ, плохо!—говорилъ мнѣ нерѣдко старый Янушъ изъ за̀мка, встрѣчая меня на улицахъ
- ↑ Филинъ.
