что это значитъ, а въ больницу всетаки не слегла. Спасибо! Лучше ужъ, коли помирать, такъ на волѣ, у своихъ. А то можетъ еще и поправлюсь, такъ опять-же на волѣ, а не въ больницѣ нашей тюремной. Вы думаете, говорить, отъ вѣтру я что-ли заболѣла, отъ простуды? Какъ бы не такъ!.. — „Тамъ у насъ, спрашиваю, сродственники, что ли, находятся?“ — Это я потому, какъ она мнѣ выразила, что у своихъ поправляться хочетъ.
— Нѣтъ, говорить, у меня тамъ ни родни, ни знакомыхъ. Городъ-то мнѣ чужой, да вѣрно такіе же, какъ и я, ссыльные есть, товарищи. — Подивился я, — какъ это она чужихъ людей своими называетъ, — неужто, думаю, кто ее безъ денегъ тамъ поить-кормить станетъ, да еще незнакомую?.. Только не сталь ее расспрашивать, потому вижу я: брови она поднимаетъ, недовольна, зачѣмъ я разспрашиваю.
— Ладно, думаю… Пущай! Нужды еще не видала. Хлебнетъ горя, узнаетъ небось, что значитъ чужая сторона…
Къ вечеру тучи надвинулись, вѣтеръ подулъ холодный, — а тамъ и дождь пошелъ. Грязь и прежде была не высохши, а тутъ до того развезло, — просто, кисель не дорога! Спину-то мнѣ какъ есть грязью всю забрызгало, да и ей порядочно попадать стало. Однимъ словомъ сказать, что погода, на ея несчастіе, пошла самая скверная: дождикомъ прямо въ лицо сѣчетъ: оно хоть, положимъ, кибитка-то крытая, и рогожей я ее закрылъ, да куда тутъ! Течетъ всюду, продрогла, гляжу: вся дрожитъ и глаза закрыла. По лицу капли дождевыя потекли, а щеки блѣдныя, и не двинется, точно въ безчувствіи. Испугался я даже. Вижу: дѣло-то выходитъ неподходящее, плохое… Ивановъ пьянъ, — храпитъ себѣ, горюшка мало… Что тутъ дѣлать, тѣмъ болѣе я въ первый разъ.
Въ Ярославль городъ самымъ вечеромъ пріѣхали. Растолкалъ я Иванова, на станцію вышли, — велѣлъ я самоваръ согрѣть. А изъ городу изъ этого пароходы хотятъ, только по инструкціи намъ на пароходахъ возить строго воспрещается. Оно хоть нашему брату выгоднѣе, — экономію загнать можно, да боязно. На пристани, знаете, полицейскіе стоять, а то и нашъ же брать, жандармъ мѣстный, кляузу подвести завсегда можетъ. Вотъ, барышня-то и говорить намъ: — „Я говоритъ, далѣе на почтовыхъ не поѣду. Какъ знаете, говорить, пароходомъ везите“. А Ивановъ еле глаза продралъ съ похмелья, — сердитый. — „Вамъ объ этомъ, говоритъ, разсуждать не полагаътся. Куда повезутъ, туда и поѣдете!“ Ничего она ему не сказала, а мнѣ говорить:
— Слышали, говорить, что я сказала: не ѣду.
Отозвалъ я тутъ Иванова въ сторону. — „Надо, говорю, на
