Моя мать умерла, когда мнѣ было шесть лѣтъ. Отецъ, весь отдавшись своему горю, какъ будто совсѣмъ забылъ о моемъ существованіи. Порой онъ ласкалъ мою маленькую сестру и по-своему заботился о ней, потому что въ ней были черты матери. Я-же росъ, какъ дикое деревцо въ полѣ,—никто не окружалъ меня особенною заботливостью, но никто и не стѣснялъ моей свободы.
Мѣстечко, гдѣ мы жили, называлось Княжье-Вѣно, или, проще, Княжъ-Городокъ. Оно принадлежало одному захудалому, но гордому польскому роду и представляло всѣ типическія черты любого изъ мелкихъ городовъ Юго-Западнаго края, гдѣ, среди тихо струящейся жизни тяжелаго труда и мелко-суетливаго еврейскаго гешефта, доживаютъ свои печальные дни жалкіе останки гордаго панскаго величія.
Если вы подъѣзжаете къ мѣстечку съ востока, вамъ прежде всего бросается въ глаза тюрьма, лучшее архитектурное украшеніе города. Самый городъ раскинулся внизу надъ сонными, заплеснѣвшими прудами, и къ нему приходится спускаться по отлогому шоссе, загороженному традиціонною „заставой“. Сонный инвалидъ, порыжѣлая на солнцѣ фигура, олицетвореніе безмятежной дремоты, лѣниво поднимаетъ шлагбаумъ, и—вы въ городѣ, хотя, быть можетъ, не замѣчаете этого сразу. Сѣрые заборы, пустыри съ кучами всякаго хлама понемногу перемежаются съ подслѣповатыми, ушедшими въ землю хатками. Далѣе широкая площадь зіяетъ въ разныхъ мѣстахъ темными воротами еврейскихъ „заѣзжихъ домовъ“, казенныя учрежденія наводятъ уныніе своими бѣлыми стѣнами и казарменно-ровными линіями. Деревянный мостъ, перекинутый черезъ узкую рѣчушку, кряхтитъ, вздрагивая подъ колесами, и шатается,
