вела наружу, а въ другія то и дѣло входили и выходили какіе-то молодые люди въ длинныхъ бѣлыхъ рубахахъ. Макаръ подумалъ, что это, должно-быть, работники здѣшняго Тойона. Ему казалось, что онъ гдѣ-то ихъ уже видѣлъ, но не могъ вспомнить, гдѣ именно. Не мало удивляло его то обстоятельство, что у каждаго работника на спинѣ болтались большія бѣлыя крылья, и онъ подумалъ, что, вѣроятно, у Тойона есть еще другіе работники, такъ какъ эти, навѣрное, не могли бы съ своими крыльями пробираться сквозь чащу тайги для рубки дровъ или жердей.
Одинъ изъ работниковъ подошелъ тоже къ камельку и, повернувшись къ нему спиною, заговорилъ съ попомъ Иваномъ:
— Говори!
— Нечего,—отвѣчалъ попикъ.
— Что ты слышалъ на свѣтѣ?
— Ничего не слыхалъ.
— Что видѣлъ?
— Ничего не видалъ.
Оба помолчали, и тогда попъ сказалъ:
— Привелъ, вотъ, одного.
— Это чалганецъ?—спросилъ работникъ.
— Да, чалганецъ.
— Ну, значитъ, надо приготовить большіе вѣсы.
И онъ ушелъ въ одну изъ дверей, чтобы распорядиться, а Макаръ спросилъ у попа, зачѣмъ нужны вѣсы и почему именно большіе?
— Видишь,—отвѣтилъ попъ нѣсколько смущенно,—вѣсы нужны, чтобы взвѣсить добро и зло, какое ты сдѣлалъ при жизни. У всѣхъ остальныхъ людей зло и добро приблизительно уравновѣшиваютъ чашки; у однихъ чалганцевъ грѣховъ такъ много, что для нихъ Тойонъ велѣлъ сдѣлать особые вѣсы съ громадной чашкой для грѣховъ.
Отъ этихъ словъ у Макара какъ будто скребнуло по сердцу. Онъ сталъ робѣть.
Работники внесли и поставили большіе вѣсы. Одна чашка была золотая и маленькая, другая—деревянная, громадныхъ размѣровъ. Подъ послѣдней вдругъ открылось глубокое черное отверстіе.
Макаръ подошелъ и тщательно осмотрѣлъ вѣсы, чтобы не было фальши. Но фальши не было. Чашки стояли ровно, не колеблясь.
Впрочемъ, онъ не вполнѣ понималъ ихъ устройство и предпочелъ бы имѣть дѣло съ безменомъ, на которомъ въ теченіе долгой жизни онъ отлично выучился и продавать, и покупать съ нѣкоторой выгодой для себя.
