Макаръ смотрѣлъ на татаръ враждебно и каждый разъ ворчалъ, что этого имъ еще мало. Когда же онъ встрѣчался съ чалганцами, то останавливался и благодушно бесѣдовалъ съ ними: все-таки это были пріятели, хоть и воры. Порой онъ даже выражалъ свое участіе тѣмъ, что, поднявъ на дорогѣ талинку, усердно подгонялъ сзади быковъ и коней; но лишь только самъ онъ дѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ уже всадники оставались сзади чуть замѣтными точками.
Равнина казалась безконечною. Они то и дѣло обгоняли всадниковъ и пѣшихъ людей, а между тѣмъ вокругъ все казалось пусто. Между каждыми двумя путниками лежали какъ будто цѣлыя сотни или даже тысячи верстъ.
Между другими фигурами Макару попался незнакомый старикъ; онъ былъ, очевидно, чалганецъ; это было видно по лицу, по одеждѣ, даже по походкѣ, но Макаръ не могъ припомнить, чтобъ онъ когда-либо прежде его видѣл. На старикѣ была рваная сона; большой ухастый бергесъ, тоже рваный, кожаные старые штаны и рваные телячьи торбаса̀. Но что хуже всего—несмотря на свою старость,—онъ тащилъ на плечахъ еще болѣе древнюю старуху, ноги которой волочились по землѣ. Старикъ трудно дышалъ, заплетался и тяжело налегалъ на палку. Макару стало его жалко. Онъ остановился. Старикъ остановился тоже.
— Капсѐ (говори)!—сказалъ Макаръ привѣтливо.
— Нѣтъ,—отвѣтилъ старикъ.
— Что слышалъ?
— Ничего не слыхалъ.
— Что видѣлъ?
— Ничего не видалъ.
Макаръ помолчалъ немного и тогда уже счелъ возможнымъ разспросить старика, кто онъ и откуда плетется.
Старикъ назвался. Давно уже,—самъ онъ не знаетъ, сколько лѣтъ назадъ,—онъ оставилъ Чалганъ и ушелъ на „гору“ спасаться. Тамъ онъ ничего не дѣлалъ, ѣлъ только морошку и корни, не пахалъ, не сѣялъ, не мололъ на жерновѣ хлѣба и не платилъ податей. Когда онъ умеръ, то пришелъ къ Тойону на судъ. Тойонъ спросилъ, кто онъ и что дѣлалъ. Онъ разсказалъ, что ушелъ на „гору“ и спасался. „Хорошо,—сказалъ Тойонъ,—а гдѣ же твоя старуха? Поди, приведи сюда твою старуху“. И онъ пошелъ за старухой, а старуха передъ смертью побиралась, и ее некому было кормить, и у нея не было ни дома, ни коровы, ни хлѣба. Она ослабѣла и не можетъ волочить ногъ. И онъ теперь долженъ тащить къ Тойону старуху на себѣ.
