На вокзалѣ Николаевской желѣзной дороги встрѣтились два пріятеля: одинъ толстый, другой тонкій. Толстый только-что пообѣдалъ на вокзалѣ, и губы его, подернутыя масломъ, лоснились, какъ спѣлыя вишни. Пахло отъ него хересомъ и флеръ-д’оранжемъ. Тонкій же только-что вышелъ изъ вагона и былъ навьюченъ чемоданами, узлами и картонками. Пахло отъ него ветчиной и кофейной гущей. Изъ-за его спины выглядывала худенькая женщина съ длиннымъ подбородкомъ — его жена, и высокій гимназистъ съ прищуреннымъ глазомъ — его сынъ.
— Порфирій! — воскликнулъ толстый, увидѣвъ тонкаго. — Ты ли это? Голубчикъ мой! Сколько зимъ, сколько лѣтъ!
— Батюшки! — изумился тонкій. — Миша! Другъ дѣтства! Откуда ты взялся?
Пріятели троекратно облобызались и устремили другъ на друга глаза, полные слезъ. Оба были пріятно ошеломлены.
— Милый мой! — началъ тонкій послѣ лобызанія. — Вотъ не ожидалъ! Вотъ сюрпризъ! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавецъ, какъ и былъ! Такой же душонокъ и щеголь! Ахъ, ты Господи! Ну, что же ты? Богатъ? Женатъ? Я уже женатъ, какъ видишь… Это вотъ моя жена. Луиза, урожденная Ванценбахъ… лютеранка… А это сынъ мой, Нафанаилъ, ученикъ III класса. Это, Нафаня, другъ моего дѣтства! Въ гимназіи вмѣстѣ учились!
Нафанаилъ немного подумалъ и снялъ шапку.
— Въ гимназіи вмѣстѣ учились! — продолжалъ тонкій. — Помнишь, какъ тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратомъ за то, что ты казенную книжку папироской прожегъ, а меня Эфіальтомъ за то, что я ябедничать любилъ. Хо-хо… Дѣтьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди къ нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбахъ… лютеранка.
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д’оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын.
— Порфирий! — воскликнул толстый, увидев тонкого. — Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
— Батюшки! — изумился тонкий. — Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
— Милый мой! — начал тонкий после лобызания. — Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах, ты Господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь… Это вот моя жена. Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка… А это сын мой, Нафанаил, ученик III класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
— В гимназии вместе учились! — продолжал тонкий. — Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
