нулъ. Тихій, сторожкій шумъ послышался гдѣ-то внизу, но тотчасъ же затихъ.
— Арто! Артошка!—позвалъ Сергѣй дрожащимъ шопотомъ.
Неистовый, срывающійся лай сразу наполнилъ весь садъ, отозвавшись во всѣхъ его уголкахъ. Въ этомъ лаѣ, вмѣстѣ съ радостнымъ привѣтомъ, смѣшивались и жалоба, и злость, и чувство физической боли. Слышно было, какъ собака изо всѣхъ силъ рвалась въ темномъ подвалѣ, силясь отъ чего-то освободиться.
— Арто! Собакушка!.. Артошенька!..—вторилъ ей плачущимъ голосомъ мальчикъ.
— Цыцъ, окаянная!—раздался снизу звѣрскій басовый крикъ.—У, каторжная!
Что-то стукнуло въ подвалѣ. Собака залилась длиннымъ прерывистымъ воемъ.
— Не смѣй бить! Не смѣй бить собаку, проклятый!—закричалъ въ изступленіи Сергѣй, царапая ногтями каменную стѣну.
Все, что̀ произошло потомъ, Сергѣй помнилъ смутно, точно въ какомъ-то ужасномъ горячечномъ бреду. Дверь подвала широко съ грохотомъ распахнулась, и изъ нея выбѣжалъ дворникъ. Въ одномъ нижнемъ бѣльѣ, босой, бородатый, блѣдный отъ яркаго свѣта луны, свѣтившей прямо ему въ лицо, онъ показался Сергѣю великаномъ, разъяреннымъ сказочнымъ чудовищемъ.
— Кто здѣсь бродитъ? Застрѣлю!—загрохоталъ, точно громъ, его голосъ по саду.—Воры! Грабятъ!
Но въ ту же минуту изъ темноты раскрытой двери, какъ бѣлый прыгающій комокъ, выскочилъ съ лаемъ Арто. На шеѣ у него болтался обрывокъ веревки.
Впрочемъ, мальчику было не до собаки. Грозный видъ дворника охватилъ его сверхъестественнымъ ужасомъ, связалъ его ноги, парализовалъ все его маленькое, слабое
