все еще не встрѣчали опоры. Онъ не могъ сообразить тогда, что арка надъ воротами выступала внутрь гораздо дальше, чѣмъ кнаружи, и по мѣрѣ того, какъ затекали его руки, и какъ тяжелѣе свисало внизъ обезсилѣвшее тѣло, ужасъ все сильнѣе проникалъ въ его душу.
Наконецъ онъ не выдержалъ. Его пальцы, цѣплявшіеся за острый уголъ, разжались, и онъ стремительно полетѣлъ внизъ.
Онъ слышалъ, какъ заскрежеталъ подъ нимъ крупный гравій, и почувствовалъ острую боль въ колѣняхъ. Нѣсколько секундъ онъ стоялъ на четверенькахъ, оглушенный паденіемъ. Ему казалось, что сейчасъ проснутся всѣ обитатели дачи, прибѣжитъ мрачный дворникъ въ розовой рубахѣ, подымется крикъ, суматоха… Но, какъ и прежде, въ саду была глубокая, важная тишина. Только какой-то низкій, монотонный, жужжащій звукъ разносился по всему саду:
«Жжу… жжу… жжу»…
«Ахъ, вѣдь это шумитъ у меня въ ушахъ!»—догадался Сергѣй. Онъ поднялся на ноги; все было страшно, таинственно, сказочно-красиво въ саду, точно наполненномъ ароматными снами. На клумбахъ тихо шатались, съ неясной тревогой наклоняясь друга къ другу, словно перешептываясь и подглядывая, едва видимые въ темнотѣ цвѣты. Стройные, темные, пахучіе кипарисы медленно кивали своими острыми верхушками съ задумчивымъ и укоряющимъ выраженіемъ. А за ручьемъ, въ чащѣ кустовъ, маленькая усталая птичка боролась со сномъ и съ покорной жалобой повторяла:
«Сплю!.. Сплю!.. Сплю!..»
Ночью, среди перепутавшихся на дорожкахъ тѣней, Сергѣй не узнавалъ мѣста. Онъ долго бродилъ по скрипучему гравію, пока не вышелъ къ дому.
Никогда въ жизни мальчикъ не испытывалъ такого му-
