отвага. На одномъ поворотѣ вдругъ открылось море. Огромное, спокойное, оно тихо и торжественно зыбилось. Отъ горизонта къ берегу тянулась узкая, дрожащая серебряная дорожка; среди моря она пропадала,—лишь кое-гдѣ изрѣдка вспыхивали ея блестки,—и вдругъ, у самой земли широко расплескивалась живымъ, сверкающимъ металломъ, опоясывая, точно галунъ, весь берегъ.
Беззвучно проскользнулъ Сергѣй въ деревянную калитку, ведущую въ паркъ. Тамъ, подъ густыми деревьями, было совсѣмъ темно. Издали слышался шумъ неугомоннаго ручья и чувствовалось его сырое, холодное дыханіе. Отчетливо застучала подъ ногами деревянная настилка моста. Вода подъ нимъ была черная и страшная. Вотъ наконецъ и высокія чугунныя ворота, узорчатыя, точно кружево, и обвитыя ползучими стеблями глициній. Лунный свѣтъ, прорѣзавшись сквозь чащу деревьевъ, скользилъ по рѣзьбѣ воротъ слабыми фосфорическими пятнами. По ту сторону былъ мракъ и чутко-пугливая тишина.
Было нѣсколько мгновеній, въ теченіе которыхъ Сергѣй испытывалъ въ душѣ колебаніе, почти страхъ. Но онъ поборолъ въ себѣ эти томительныя чувства и прошепталъ:
— А все-таки я полѣзу! Все равно!
Взобраться ему было нетрудно. Изящные чугунные завитки, составлявшіе рисунокъ воротъ, служили вѣрными точками опоры для цѣпкихъ рукъ и маленькихъ мускулистыхъ ногъ. Надъ воротами на большой высотѣ перекинулась со столба на столбъ широкая каменная арка. Сергѣй ощупью взлѣзъ на нее, потомъ, лежа на животѣ, спустилъ ноги внизъ, на другую сторону, и сталъ понемногу сталкивать туда же все туловище, не переставая искать ногами какого-нибудь выступа. Такимъ образомъ онъ уже совсѣмъ перевѣсился черезъ арку, держась за ея край только пальцами вытянутыхъ рукъ, но его ноги
