тала надъ нимъ дама въ голубомъ капотѣ.—Ты хочешь погладить собачку? Ну, хорошо, хорошо, моя радость, сейчасъ. Докторъ, какъ вы полагаете, можно Трилли погладить эту собаку?
— Вообще говоря, я не совѣтовалъ бы,—развелъ тотъ руками:—но если надежная дезинфекція, напримѣръ, борной кислотой или слабымъ растворомъ карболовки, то-о… вообще…
— Соба-а-аку!
— Сейчасъ, моя прелесть, сейчасъ. Итакъ, докторъ, мы прикажемъ вымыть ее борной кислотой и тогда… Но, Трилли, не волнуйся же такъ! Старикъ, подведите, пожалуйста, вашу собаку сюда. Не бойтесь, вамъ заплатятъ. Слушайте, она у васъ не больная? Я хочу спросить, она не бѣшеная? Или, можетъ-быть, у ней эхинококки?
— Не хочу погладить, не хочу!—ревѣлъ Трилли, пуская ртомъ и носомъ пузыри.—Хочу совсѣмъ! Дураки, черти! Совсѣмъ мнѣ! Хочу самъ играть… Навсегда!
— Послушайте, старикъ, подойдите сюда,—силилась перекричать его барыня.—Ахъ, Трилли, ты убьешь маму своимъ крикомъ. И зачѣмъ только пустили этихъ музыкантовъ! Да подойдите же ближе, еще ближе… еще, вамъ говорятъ!.. Вотъ такъ… Ахъ, не огорчайся же, Трилли, мама сдѣлаетъ все, что̀ хочешь. Умоляю тебя. Миссъ, да успокойте же наконецъ ребенка… Докторъ, прошу васъ… Сколько же ты хочешь, старикъ?
Дѣдушка снялъ картузъ. Лицо его приняло почтительно-жалкое выраженіе.
— Сколько вашей милости будетъ угодно, барыня, ваше высокопревосходительство… Мы люди маленькіе, намъ всякое даяніе—благо… Чай, сами старичка не обидите…