— Вотъ это—другое дѣло. Вѣжливость прежде всего. Ну, а теперь немножко попрыгаемъ,—продолжалъ старикъ, протягивая невысоко надъ землею хлыстъ.—Алле! Нечего, братъ, языкъ-то высовывать. Алле!.. Гопъ! Прекрасно. А ну-ка еще, нохъ ейнъ маль[1]… Алле!.. Гопъ! Алле! Гопъ! Чудесно, собачка. Придемъ домой, я тебѣ морковки дамъ. А, ты морковку не кушаешь? Я и забылъ совсѣмъ. Тогда возьми мою чилиндру и попроси у господъ. Можетъ-быть, они тебѣ препожалуютъ что-нибудь повкуснѣе.
Старикъ поднялъ собаку на заднія лапы и всунулъ ей въ ротъ свой древній, засаленный картузъ, который онъ съ такимъ тонкимъ юморомъ называлъ «чилиндрой». Держа картузъ въ зубахъ и жеманно переступая присѣдающими ногами, Арто подошелъ къ террасѣ. Въ рукахъ у болѣзненной дамы появился маленькій перламутровый кошелекъ. Всѣ окружающіе сочувственно улыбались.
— Что̀? Не говорилъ я тебѣ?—задорно шепнулъ дѣдушка, наклоняясь къ Сергѣю.—Ты меня спроси: ужъ я, братъ, все знаю. Никакъ не меньше рубля.
Въ это время съ террасы раздался такой отчаянный, рѣзкій, почти нечеловѣческій вопль, что растерявшійся Арто выронилъ изо рта шапку и вприпрыжку, съ поджатымъ хвостомъ, боязливо оглядываясь назадъ, бросился къ ногамъ своего хозяина.
— Хочу-у-а-а!—закатывался, топая ногами, кудрявый мальчикъ.—Мнѣ! Хочу! Собаку-у-у! Трилли хочетъ соба-а-ку-у…
— Ахъ, Боже мой! Ахъ! Николай Аполлонычъ!.. Батюшка-баринъ!.. Успокойся, Трилли, умоляю тебя!—опять засуетились люди на балконѣ.
— Собаку! Подай собаку! Хочу! Дряни, черти, дураки!—выходилъ изъ себя мальчикъ.
— Но, ангелъ мой, не разстраивай себя!—залепе-
- ↑ нем. Noch ein mal — Ещё раз. — Примечание редактора Викитеки.
