ромъ, деревянной сигарой и дождевымъ зонтомъ. Всѣ они летали у него по воздуху, не прикасаясь къ землѣ, и вдругъ, сразу, зонтъ оказался надъ головой, сигара—во рту, а вѣеръ кокетливо обмахивалъ лицо. Въ заключеніе Сергѣй самъ нѣсколько разъ перекувырнулся на коврѣ, сдѣлалъ «лягушку», показалъ «американскій узелъ» и походилъ на рукахъ. Истощивъ весь запасъ своихъ «трюковъ», онъ опять бросилъ въ публику два поцѣлуя и, тяжело дыша, подошелъ къ дѣдушкѣ, чтобы замѣнить его у шарманки.
Теперь была очередь Арто. Песъ это отлично зналъ и уже давно скакалъ въ волненіи всѣми четырьмя лапами на дѣдушку, вылѣзавшаго бокомъ изъ лямки, и лаялъ на него отрывистымъ, нервнымъ лаемъ. Почемъ знать, можетъ-быть, умный пудель хотѣлъ этимъ сказать, что, по его мнѣнію, безразсудно заниматься акробатическими упражненіями, когда Реомюръ показываетъ 32 градуса въ тѣни? Но дѣдушка Лодыжкинъ съ хитрымъ видомъ вытащилъ изъ-за спины тонкій кизиленый хлыстикъ. «Такъ я и зналъ!»—съ досадой пролаялъ въ послѣдній разъ Арто и лѣниво, непокорно поднялся на заднія ноги, не сводя моргающихъ глазъ съ хозяина.
— Служить, Арто! Такъ, такъ, такъ…—проговорилъ старикъ, держа надъ головой пуделя хлыстъ.—Перевернись. Такъ. Перевернись… Еще, еще… Танцуй, собачка, танцуй!.. Садись! Что-о̀? Не хочешь? Садись, тебѣ говорятъ. А-а… то-то! Смотри! Теперь поздоровайся съ почтеннѣйшей публикой. Ну! Арто!—грозно возвысилъ голосъ Лодыжкинъ.
«Гавъ!»—брехнулъ съ отвращеніемъ пудель. Потомъ поглядѣлъ, жалобно моргая глазами, на хозяина и добавилъ еще два раза: «гавъ! гавъ!»
— Нѣтъ, не понимаетъ меня мой старикъ!—слышалось въ этомъ недовольномъ лаѣ.
