мѣстъ ихъ прогоняли, едва завидѣвъ издали, въ другихъ, при первыхъ же хриплыхъ и гнусавыхъ звукахъ шарманки, досадливо и нетерпѣливо махали на нихъ съ балконовъ руками, въ третьихъ прислуга заявляла, что «господа еще не пріѣхамши». На двухъ дачахъ имъ, правда, заплатили за представленіе, но очень мало. Впрочемъ, дѣдушка никакой низкой платой не гнушался. Выходя изъ ограды на дорогу, онъ съ довольнымъ видомъ побрякивалъ въ карманѣ мѣдяками и говорилъ добродушно:
— Двѣ да пять, итого семь копеекъ… Что̀ жъ, братъ Сереженька, и это деньги. Семъ разъ по семи,—вотъ онъ и полтинникъ набѣжалъ, значитъ, всѣ мы трое сыты, и ночлегъ у насъ есть, и старичку Лодыжкину по его слабости можно рюмочку пропустить, недуговъ многихъ ради… Эхъ, не понимаютъ этого господа! Двугривенный дать ему жалко, а пятачокъ стыдно… ну и велятъ итти прочь. А ты лучше дай хошь три копейки… Я вѣдь не обижаюсь, я ничего… зачѣмъ обижаться?
Вообще Лодыжкинъ быль скромнаго нрава и, даже когда его гнали, не ропталъ. Но сегодня и его вывела изъ обычнаго благодушнаго спокойствія одна красивая, полная, съ виду очень добрая дама, владѣлица прекрасной дачи, окруженной садомъ съ цвѣтами. Она внимательно слушала музыку, еще внимательнѣе глядѣла на акробатическія упражненія Сергѣя и на смѣшныя «штучки» Арто, послѣ этого долго и подробно разспрашивала мальчика о томъ, сколько ему лѣтъ и какъ его зовутъ, гдѣ онъ выучился гимнастикѣ, кѣмъ ему приходится старикъ, чѣмъ занимались его родители и т. д.; потомъ приказала подождать и ушла въ комнаты.
Она не появлялась минутъ десять, а то и четверть часа, и чѣмъ дальше тянулось время, тѣмъ болѣе разрастались у артистовъ неопредѣленныя, но заманчивыя
