правилъ на спинѣ шарманку и вытеръ рукавомъ вспотѣвшее лицо.
— На что бы лучше!—вздохнулъ онъ, жадно поглядывая внизъ, на прохладную синеву моря.—Только вѣдь послѣ купанья еще больше разморитъ. Мнѣ одинъ знакомый фельдшеръ говорилъ: соль эта самая на человѣка дѣйствуетъ… значитъ, молъ, разслабляетъ… Соль-то морская…
— Вралъ, можетъ-быть?—съ сомнѣніемъ замѣтилъ Сергѣй.
— Ну, вотъ, вралъ! Зачѣмъ ему врать? Человѣкъ солидный, непьющій… домишко у него въ Севастополѣ. Да потомъ здѣсь и спуститься къ морю негдѣ. Подожди, дойдемъ ужотко до Мисхора, тамъ и пополощемъ тѣлеса свои грѣшныя. Передъ обѣдомъ оно лестно, искупаться-то… а потомъ, значитъ, поспать трошки.... и отличное дѣло…
Арто, услышавшій сзади себя разговоръ, повернулся и подбѣжалъ къ людямъ. Его голубые добрые глаза щурились отъ жары и глядѣли умильно, а высунутый длинный языкъ вздрагивалъ отъ частаго дыханія.
— Что̀, братъ, песикъ? Тепло?—спросилъ дѣдушка.
Собака напряженно зѣвнула, завивъ языкъ трубочкой, затряслась всѣмъ тѣломъ и тонко взвизгнула.
— Н-да, братецъ ты мой, ничего не подѣлаешь… Сказано: въ потѣ лица твоего,—продолжалъ наставительно Лодыжкинъ.—Положимъ, у тебя, примѣрно сказать, не лицо, а морда, а все-таки… Ну, пошелъ, пошелъ впередъ, нечего подъ ногами вертѣться… А я, Сережа, признаться сказать, люблю, когда эта самая теплынь. Орга̀нъ вотъ только мѣшаетъ, а то, кабы не работа, легъ бы гдѣ-нибудь на травѣ, въ тѣни, пузомъ, значитъ, вверхъ, и полеживай себѣ. Для нашихъ старыхъ костей это самое солнце—первая вещь.
