«Экзамены должны были тянуться болѣе мѣсяца. У меня не было ни одной знакомой души во всемъ Петербургѣ, и по вечерамъ, приходя домой, я испытывалъ скуку и томленіе одиночества. Съ товарищами же и говорить не стоило: всѣ они было помѣшаны на синусахъ и тангенсахъ, на качествахъ, которымъ должна удовлетворять боевая позиція, и на среднемъ квадратическомъ отклоненіи снарядовъ. Вдругъ я случайно вспомнилъ, что мой отецъ совѣтовалъ мнѣ разыскать въ Петербургѣ Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти къ ней. Я взялъ справку въ адресномъ столѣ, отправился куда-то на Гороховую и съ трудомъ, но все-таки нашелъ комнату Александры Ивановны, жившей на заднемъ дворѣ у своей сестры.
«Я вошелъ и остановился, почта ничего не видя. Спиной ко мнѣ, у единственнаго маленькаго окна съ мутно-зелеными стеклами, стояла полная женщина. Она нагнулась надъ керосиновой плитой, отъ которой шелъ густой чадъ, застилавшій комнату и наполнявшій ее запахомъ керосина и пригорѣлаго масла. Женщина обернулась назадъ и стала присматриваться. Въ это время откуда-то изъ угла выскочилъ и быстро подошелъ ко мнѣ мальчикъ, въ распоясанной блузѣ и босикомъ. Взглянувъ на него пристальнѣй, я сразу догадался, что это идіотъ, и хотя не отступилъ передъ нимъ, но скажу откровенно, что въ сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идіотъ глядѣлъ на меня безсмысленно и издавалъ странные звуки, нѣчто въ родѣ: урлы, урлы…
«— Не бойтесь, онъ не тронетъ,—сказала женщина, идя мнѣ навстрѣчу.—Чѣмъ могу служить?
«Я назвалъ себя и упомянулъ про своего отца. Она обрадовалась, оживилась, разохалась и стала извиняться, что у нея не прибрано. Идіотъ принялся еще громче кричать свое: урлы, урлы…
