Мы сидѣли въ маленькомъ кругломъ скверикѣ, куда насъ загналъ нестерпимый полуденный зной. Тамъ было гораздо прохладнѣе, чѣмъ на улицѣ, гдѣ камни мостовой и плиты тротуаровъ, пронизанные отвѣсными лучами іюльскаго солнца, жгли подошву ноги, а стѣны зданій казались раскаленными. Кромѣ того, и мелкая горячая пыль не проникала туда сквозь сплошную ограду изъ густыхъ старыхъ липъ и раскидистыхъ каштановъ, похожихъ, съ длинными, торчащими кверху розовыми цвѣтами, на гигантскія царственныя люстры. Рѣзвая нарядная дѣтвора наполняла скверъ. Подростки играли въ серсо и веревочку, гонялись другъ за другомъ, или попарно съ важнымъ видомъ ходили, обнявшись, скорыми шагами по дорожкамъ. Меньшіе играли въ «краски», въ «барыня прислала сто рублей» и въ «короля». Наконецъ самые маленькіе копошились на большой кучѣ желтаго теплаго песку, лѣпя изъ него гречичники и куличи. Няньки и бонны, собравшись кучками, судачили про своихъ господъ, а гувернантки сидѣли на скамеечкахъ, прямыя, какъ палки, углубленныя въ чтеніе или работу.
Вдругъ дѣтвора побросала свои развлеченія и стала пристально смотрѣть по направленію входной калитки. Мы тоже обернулись туда. Рослый бородатый мужикъ катилъ передъ собою кресло, въ которомъ сидѣло жалкое, безпомощное существо: мальчикъ лѣтъ 18—20-ти, съ рых-
