— Послушай, красавица, я уродливъ, листья мои колючи и некрасивы, но я открою тебѣ мою тайну. Въ дѣвственныхъ лѣсахъ Америки, тамъ, гдѣ непроницаемыя сѣти ліанъ обвиваютъ стволы тысячелѣтнихъ баобабовъ, куда не ступала до сихъ поръ человѣческая нога—тамъ моя родина. Разъ въ сто лѣтъ я расцвѣтаю только на три часа и тотчасъ же погибаю. Отъ моихъ корней вырастаютъ новые побѣги, для того, чтобы опять погибнуть черезъ сто лѣтъ. И вотъ я чувствую, что черезъ нѣсколько минутъ я долженъ расцвѣсть. Не отвергай меня, красавица! Для тебя, для тебя одной я буду цвѣсти и для тебя умру!
Но Роза, поникнувъ головкой, не отвѣчала ни слова.
— Роза! За одинъ только мигъ счастья я отдамъ тебѣ цѣлую жизнь. Неужели этого мало твоей царственной гордости? Утромъ, когда взойдутъ первые лучи солнца…
Но въ это мгновеніе гроза разразилась съ такой страшной силой, что Столѣтникъ долженъ былъ замолчать. Когда же передъ утромъ кончилась гроза, то въ оранжереѣ раздался громкій трескъ, точно отъ нѣсколькихъ ружейныхъ выстрѣловъ.
— Это расцвѣлъ Столѣтникъ,—сказалъ главный садовникъ и побѣжалъ будить владѣльца оранжереи, который уже двѣ недѣли дожидался съ нетерпѣніемъ этого событія.
Доски со стеклянныхъ стѣнъ были сняты. Вокругъ Столѣтника, молча, стояли люди, и всѣ цвѣты съ испугомъ и восхищеніемъ обернули къ нему свои головы.
На высокомъ зеленомъ стержнѣ Столѣтника расцвѣли пышные гроздья бѣлоснѣжныхъ цвѣтовъ невиданной красоты, которые издавали чудный, неописуемый ароматъ, сразу наполнившій всю оранжерею. Но не прошло и получаса, какъ цвѣты начали незамѣтно розовѣть, потомъ
