крестьянскаго и просили для ихняго огражденія у начальства хоть какихъ-нибудь мѣстныхъ инвалидовъ.
Князь Андрей, когда пришелъ манифестъ, собралъ своихъ мужиковъ и очень простыми словами, однако безъ искательствъ, имъ объяснилъ: «Вы, молъ, теперь свободны, такъ же, какъ и я. Это такъ и должно было случиться. А вы свободу свою во зло не обращайте, потому что начальство вамъ всегда можетъ заглянуть туда, откуда ноги растутъ. Да помните, что какъ былъ я вамъ раньше помощникомъ, такъ и теперь буду. А землю берите на выкупъ, какой сможете поднять».
И съ этими словами уѣхалъ внезапно въ Петербургъ.
А вамъ, господа, я думаю, хорошо извѣстно, что въ то время въ обѣихъ столицахъ дѣлалось. Сразу тогда у дворянъ очутились въ рукахъ цѣлые вороха деньжищъ, и пошла катавасія. На что ужъ удивляли всю Россію откупщики да концессіонеры съ банкирами, однако передъ господами помѣщиками оказались они мальчишками и щенками. Ужасъ, что̀ творилось! Иной разъ за однимъ ужиномъ цѣлыя состоянія пускались на вѣтеръ.
Вотъ такъ князь Андрей въ самый водоворотъ и попалъ и закрутился. Да еще вдобавокъ съ товарищами полковыми встрѣтился и потомъ ужъ никакого удержу знать не хотѣлъ. Однако прожуировалъ недолго, потому что вскорѣ не своей охотой долженъ былъ Петербургъ оставить. И все изъ-за лошадей.
Ужиналъ онъ въ компаніи большой со своими офицерами въ самомъ, что ни на есть, модномъ ресторанѣ. Пили очень много и всѣ больше шампанское. Только вдругъ зашла у нихъ рѣчь о лошадяхъ,—извѣстно, постоянный
