Впрочемъ, у князя Андрея былъ свой талантъ и, на мой взглядъ, даже очень большой, а именно—живописный, къ чему онъ еще въ дѣтствѣ оказывалъ наклонности. Будучи за границей, князь почти съ годъ провелъ въ Римѣ, учился рисовать картины и даже, какъ онъ самъ разсказывалъ, одно время думалъ сдѣлаться настоящимъ художникомъ, но почему-то раздумалъ, или залѣнился. Сидя у себя въ Пнищахъ, онъ про свои занятія вспомнилъ и опять принялся рисовать красками. Нарисовалъ рѣку, мельницу, образъ святителя Николая для церкви,—очень хорошо нарисовалъ.
А кромѣ этого занятія было у князя еще одно развлеченіе—ходить на медвѣдя. Въ нашихъ мѣстахъ этого звѣря—страсть сколько. И ходилъ всегда по-мужицки, съ рогатиной и съ ножомъ, а съ собой бралъ только охотника Никиту Дранаго. «Дранымъ» его называли за то, что ему медвѣдь съ черепа кожу своротилъ, такъ онъ навѣки и остался.
Съ народомъ былъ простъ и привѣтливъ. Такъ простъ, что, если понадобится мужику лѣсу на избу, или лошадь пала, сейчасъ такъ прямо къ князю и идетъ,—знаетъ, что отказу не будетъ. Только рабства и лакейства не любилъ и, вотъ тоже, лжи никогда не прощалъ никому.
За что его еще крѣпостные обожали, такъ это за то, что озорства по части женской за нимъ не водилось,—извините за грубое слово. Дѣвки въ нашей сторонѣ на всю Россію красавицы, и другіе господа помѣщики цѣлые гаремы держали, такъ что и для себя и для гостей. А у насъ ни-ни. То-есть, конечно, безъ этого не обходилось, по человѣческой слабости, впрочемъ, тихо и скромно, на сторонѣ, и никому обиды не выходило изъ этого.
Однако, какъ ни былъ князь Андрей съ низшими простъ
