надъ моимъ любопытствомъ смѣется, однако все это сейчасъ же объяснитъ. А потомъ, какъ увлечется самъ да начнетъ свои приключенія разсказывать, такъ, повѣрите ли, у меня отъ восторга мураши по спинѣ бѣгали. Только онъ говоритъ-говоритъ, да вдругъ сморщится и замолкнетъ. Ну и я молчу. Тогда князь вдругъ и скажетъ:
— Скучно мнѣ, Аѳанасій. Ну вотъ я весь свѣтъ объѣхалъ, все видѣлъ, въ Мексикѣ лошадей дикихъ ловилъ, въ Индіи на тигровъ охотился, и тонулъ, и пескомъ меня засыпало—ну, а дальше что же? Нѣтъ, говоритъ, ничего на свѣтѣ новаго.
А я ему на это, знаете, по простотѣ отвѣчаю:
— Вамъ бы жениться, князь.
Онъ на это только засмѣется.
— Я бы, говоритъ, женился, когда бы нашелъ женщину такую, чтобы я ею дорожилъ и уважалъ бы ее. Я вотъ всѣхъ націй и сословій женщинъ видѣлъ, и все-таки я не уродъ, и не глупъ, и богатъ, такъ что онѣ мнѣ знаки своего вниманія очень оказывали, а такой женщины, какую мнѣ нужно, я не видѣлъ. Всѣ онѣ либо продажны, либо развратны, либо глупы, либо ужъ черезчуръ добродѣтельны, и съ ними одна тоска. А мнѣ все-таки скучно. Вотъ, другое дѣло, если бы у меня какой-нибудь талантъ или даръ былъ…
Я на это обыкновенно говорю:
— Да какого же вамъ еще, князь, таланта надобно? Слава Богу, изъ себя красавецъ, земли, сами говорите, больше, чѣмъ у иного нѣмецкаго принца, силищей этакой Богъ наградилъ. Я бы и никакого таланта не желалъ.
А князь усмѣхнется на это и скажетъ:
— Глупъ ты, Аѳанасій, и еще черезчуръ молодъ. Поживешь и, коли не исподличаешься, вспомнишь мои эти самыя слова.
