къ вамъ. Точно живая, воскресла предо мной плѣнительная волшебная сказка, въ которой промелькнула шесть лѣтъ тому назадъ подъ ласковымъ южнымъ небомъ наша любовь. Все мнѣ вдругъ вспомнилось: внезапныя ссоры, съ нелѣпой ревностью и смѣшными подозрѣніями, и веселыя примиренія, послѣ которыхъ наши поцѣлуи пріобрѣтали новую прелесть перваго поцѣлуя; нетерпѣливыя ожиданія въ условленномъ мѣстѣ; чувство тоскливой пустоты въ тѣ минуты, когда мы, разставшись вечеромъ, чтобы сойтись опять на другой день утромъ, по многу разъ оборачивались одновременно назадъ и издали, изъ-за плечъ раздѣлявшей насъ толпы, розовой отъ пыльнаго солнечнаго заката, встрѣчались глазами; вспоминалась мнѣ вся эта сверкающая жизнь, полная могучаго, неудержимаго счастья!
Мы не могли усидѣть на мѣстѣ. Насъ жадно тянуло къ новымъ мѣстамъ и новымъ впечатлѣніямъ. Какъ хороши были наши далекія поѣздки въ этихъ допотопныхъ, душныхъ дилижансахъ, завѣшенныхъ грязной парусиной, въ обществѣ хмурыхъ нѣмцевъ, съ жилистыми красными шеями, съ лицами, точно вырѣзанными грубо изъ куска дерева, и чинныхъ тощихъ нѣмокъ, которыя дѣлали широкіе, изумленные глаза, прислушиваясь къ нашему сумасшедшему хохоту. А эти случайные завтраки у какого-нибудь «добраго, стараго, честнаго колониста», подъ тѣнью цвѣтущей акаціи, въ глубинѣ маленькаго, чистенькаго дворика, обнесеннаго бѣлой низкой стѣной и усыпаннаго морскимъ пескомъ? Съ какимъ невѣроятнымъ аппетитомъ набрасывались мы на жареную скумбрію и на мѣстное мутное и кислое вино, не переставая дѣлать тысячи нѣжныхъ и смѣшныхъ глупостей, въ родѣ того историческаго дерзкаго поцѣлуя, который заставилъ всѣхъ дачниковъ въ негодованіи обернуться къ намъ спинами. А теплыя іюльскія ночи на тоняхъ?.. Помните ли
