точно въ книгѣ или на картинѣ, точно «понарочку», какъ выражалась когда-то моя нянька — Домнушка.
И вдругъ среди этой тусклой и равнодушной жизни меня, точно волной, взмыло наше милое, сладкое прошлое. Случалось ли вамъ когда-нибудь проснуться подъ впечатлѣніемъ одного изъ тѣхъ странныхъ сновъ, которые такъ радостны, что послѣ нихъ цѣлый день ходишь въ какомъ-то блаженномъ опьянѣніи, и въ то же время так бѣдны содержаніемъ, что если ихъ разсказать не только постороннему, но даже самому близкому человѣку, — выйдетъ ничтожно и плоско до смѣшного. Разсказывающіе хорошо свои сны часто лгутъ, говоритъ у Шекспира Меркуціо, и — Боже мой, какая въ этомъ глубокая психологическая правда!
Ну, такъ вотъ и я однажды проснулась утромъ послѣ такого сна. Я видѣла себя въ лодкѣ вмѣстѣ съ вами гдѣ-то далеко-далеко въ морѣ. Вы сидѣли на веслахъ, а я лежала на кормѣ и глядѣла въ голубое небо. Вотъ и все. Лодка тихонько покачивалась, а небо было такое глубокое, что мнѣ временами казалось, будто я гляжу внизъ въ бездонную пропасть. И какое-то непостижимое, радостное чувство такъ нѣжно, такъ гармонично овладѣло моей душой, что мнѣ захотѣлось въ одно и то же время заплакать и засмѣяться отъ избытка счастья. Я проснулась, но этотъ сонъ остался въ моей душѣ, точно приросъ къ ней. Небольшимъ усиліемъ воображенія мнѣ часто удавалось вызывать его въ памяти и вмѣстѣ съ этимъ вновь испытать слабую тѣнь той радости, которая его сопровождала.
Иногда это случалось въ гостиной, во время какого-нибудь пустого разговора, который слушаешь не слыша, и тогда я должна была закрывать на нѣсколько мгновеній руками глаза, чтобы не выдать ихъ неожиданнаго сіянія. О, какъ сильно, какъ неотступно повлекло меня
