выскочить изъ вагона послѣ третьяго звонка, и потому, окончивъ это письмо (если только мнѣ удастся его окончить), я отдамъ его носильщику и прикажу ему опустить письмо въ ящикъ въ тотъ самый моментъ, когда поѣздъ тронется. А я буду изъ окна слѣдить за нимъ и чувствовать, точно при прощаніи съ вами, какъ тоскливо, тоскливо сожмется мое сердце.
Простите меня: все, что̀ я говорила вамъ о лиманахъ, о морскомъ воздухѣ и о докторахъ, будто бы уславшихъ меня сюда изъ Петербурга, все это было неправдой! Я пріѣхала только потому, что меня вдругъ неудержимо потянуло къ вамъ, потянуло снова извѣдать хоть жалкую частицу того горячаго, ослѣпительнаго счастья, которымъ мы когда-то наслаждались расточительно и небрежно, точно сказочные цари.
Я думаю, изъ моихъ разсказовъ вы могли составить себѣ довольно ясное понятіе объ образѣ моей жизни среди того громаднаго звѣринца, который называется петербургскимъ обществомъ. Визиты, театры, балы, обязательные четверги у насъ, благотворительные базары и т. д. и т. д., и во всемъ этомъ я должна участвовать въ качествѣ красивой вывѣски надъ служебными и коммерческими дѣлами мужа. Только, пожалуйста, не ждите отъ меня избитой тирады о мелочности, пустотѣ, пошлости, лживости — я ужъ не помню, какъ это говорится въ романахъ — нашего общества. Я втянулась въ эту жизнь, полную комфорта, приличныхъ манеръ, свѣжихъ новостей, связей и вліяній, и у меня никогда бы не хватило силъ отъ этой жизни отказаться. Но сердце мое не участвуетъ въ ней. Мечутся предо мной какіе-то люди, говорятъ какія-то слова, и сама я что-то дѣлаю, что-то говорю, но ни люди, ни слова не затрагиваютъ моей души, и мнѣ минутами кажется, что все это происходитъ гдѣ-то въ страшномъ отдаленіи отъ меня,
