поръ не зналъ, что люблю тебя, покамѣстъ не разстался съ тобой. Не даромъ, видно, кто-то сказалъ, что разлука для любви то же, что̀ вѣтеръ для огня: маленькую любовь она тушитъ, а большую раздуваетъ еще сильнѣй.
— Какъ ты сказалъ? Повтори, повтори, пожалуйста,—заинтересовалась Олеся.
Я повторилъ еще разъ это, не знаю кому принадлежащее изреченіе. Олеся задумалась, и я увидѣлъ по движенію ея губъ, что она повторяетъ мои слова.
Я близко вглядывался въ ея блѣдное, закинутое назадъ лицо, въ ея большіе черные глаза съ блестѣвшими въ нихъ яркими лунными бликами,—и смутное предчувствіе близкой бѣды вдругъ внезапнымъ холодомъ заползло въ мою душу.
Почти цѣлый мѣсяцъ продолжалась наивная, очаровательная сказка нашей любви, и до сихъ поръ вмѣстѣ съ прекраснымъ обликомъ Олеси живутъ съ неувядающей силой въ моей душѣ эти пылающія вечернія зори, эти росистыя, благоухающія ландышами и медомъ утра, полныя бодрой свѣжести и звонкаго птичьяго гама, эти жаркіе, томные, лѣнивые іюньскіе дни… Ни разу ни скука, ни утомленіе, ни вѣчная страсть къ бродячей жизни не шевельнулись за это время въ моей душѣ. Я, какъ языческій богъ или какъ молодое, сильное животное, наслаждался свѣтомъ, тепломъ, сознательной радостью жизни и спокойной, здоровой, чувственной любовью.
Старая Мануйлиха стала послѣ моего выздоровленія такъ несносно-брюзглива, встрѣчала меня съ такой откровенной злобой и, покамѣстъ я сидѣлъ въ хатѣ, съ такимъ шумнымъ ожесточеніемъ двигала горшками въ печкѣ,
