и не подозрѣвалъ Олеся, что все это отъ бабушки идетъ…
Лицо Олеси вдругъ вспыхнуло яркимъ румянцемъ.
— И вовсе не отъ бабушки!.. Сама я этого не хотѣла!—горячо, съ задоромъ воскликнула она.
Я поглядѣлъ на нее сбоку, такъ что мнѣ сталъ виденъ чистый, нѣжный профиль ея слегка наклоненной головы. Только теперь я замѣтилъ, что и сама Олеся похудѣла за это время, и вокругъ ея глазъ легли голубоватыя тѣни. Почувствовавъ мой взглядъ, Олеся вскинула на меня глаза, но тотчасъ же опустила ихъ и отвернулась съ застѣнчивой улыбкой.
— Почему ты не хотѣла, Олеся? Почему?—спросилъ я обрывающимся отъ волненія голосомъ и, схвативъ Олесю за руку, заставилъ ее остановиться.
Мы въ это время находились какъ разъ на серединѣ длинной, узкой и прямой, какъ стрѣла, лѣсной просѣки. Высокія, стройныя сосны обступали насъ съ обѣихъ сторонъ, образуя гигантскій, уходящій вдаль коридоръ со сводомъ изъ душистыхъ сплетшихся вѣтвей. Голые, облупившіеся стволы были окрашены багровымъ отблескомъ догорающей зари…
— Почему? Почему, Олеся?—твердилъ я шопотомъ и все сильнѣе сжималъ ея руку.
— Я не могла… Я боялась,—еле слышно произнесла Олеся.—Я думала, что можно уйти отъ судьбы… А теперь… теперь…
Она задохнулась, точно ей не хватало воздуху, и вдругъ ея руки быстро и крѣпко обвились вокругъ моей шеи, и мои губы сладко обжегъ торопливый, дрожащій шопотъ Олеси:
— Теперь мнѣ все равно, все равно!.. Потому что я люблю тебя, мой дорогой, мое счастье, мой ненаглядный!..
