— Гадаю… Только не за деньги,—добавила она поспѣшно.
— Можетъ-быть, ты и мнѣ кинешь карты?
— Нѣтъ,—тихо, но рѣшительно отвѣтила она, покачавъ головой.
— Почему же ты не хочешь? Ну, не теперь, такъ когда-нибудь послѣ… Мнѣ почему-то кажется, что ты мнѣ правду скажешь.
— Нѣтъ. Не стану. Ни за что не стану.
— Ну, ужъ это нехорошо, Олеся. Ради перваго знакомства нельзя отказывать… Почему ты несогласна?
— Потому что я на васъ уже бросала карты, въ другой разъ нельзя…
— Нельзя? Отчего же? Я этого не понимаю.
— Нѣтъ, нѣтъ, нельзя… нельзя…—зашептала она съ суевѣрнымъ страхомъ.—Судьбу нельзя два раза пытать… Не годится… Она узнаетъ, подслушаетъ… Судьба не любитъ, когда ее спрашиваютъ. Оттого всѣ ворожки несчастныя.
Я хотѣлъ отвѣтить Олесѣ какой-нибудь шуткой и не могъ: слишкомъ много искренняго убѣжденія было въ ея словахъ, такъ что даже, когда она, упомянувъ про судьбу, со странной боязнью оглянулась на дверь, я невольно повторилъ это движеніе.
— Ну, если не хочешь мнѣ погадать, такъ разскажи, что̀ у тебя тогда вышло?—попросилъ я.
Олеся вдругъ бросила прялку и притронулась рукой къ моей рукѣ.
— Нѣтъ… Лучше не надо,—сказала она, и ея глаза приняли умоляюще-дѣтское выраженіе.—Пожалуйста, не просите… Нехорошо вамъ вышло… Не просите лучше…
Но я продолжалъ настаивать. Я не могъ разобрать: былъ ли ея отказъ и темные намеки на судьбу наиграннымъ пріемомъ гадалки, или она дѣйствительно сама вѣ-
