| Посвящаю памяти несравненнаго пѣгаго рысака Холстомѣра. |
Четырехлѣтній жеребецъ Изумрудъ—рослая бѣговая лошадь американскаго склада, сѣрой, ровной, серебристо-стальной масти—проснулся, по обыкновенію, около полуночи въ своемъ денникѣ. Рядомъ съ нимъ, слѣва и справа и напротивъ черезъ коридоръ, лошади мѣрно и часто, всѣ точно въ одинъ тактъ, жевали сѣно, вкусно хрустя зубами и изрѣдка отфыркиваясь отъ пыли. Въ углу на ворохѣ соломы храпѣлъ дежурный конюхъ. Изумрудъ по чередованию дней и по особымъ звукамъ храпа зналъ, что это—Василій, молодой малый, котораго лошади не любили за то, что онъ курилъ въ конюшнѣ вонючій табакъ, часто заходилъ въ денники пьяный, толкалъ колѣномъ въ животъ, замахивался кулакомъ надъ глазами, грубо дергалъ за недоуздокъ и всегда кричалъ на лошадей ненатуральнымъ, сиплымъ, угрожающимъ басомъ.
Изумрудъ подошелъ къ дверной рѣшеткѣ. Напротивъ него, дверь въ дверь, стояла въ своемъ денникѣ молодая, вороная, еще не сложившаяся кобылка Щеголиха. Изумрудъ не видѣлъ въ темнотѣ ея тѣла, но каждый разъ, когда она, отрываясь отъ сѣна, поворачивала на-
