мальчикъ, скакалъ укороченнымъ галопомъ рядомъ, справа.
Ровной размѣренной рысью, чуть-чуть наклоняясь тѣломъ влѣво, Изумрудъ описалъ крутой заворотъ и сталъ подходить къ столбу съ краснымъ кругомъ. На ипподромѣ коротко ударили въ колоколъ. Англичанинъ едва замѣтно поправился на сидѣньи, и руки его вдругъ окрѣпли. «Теперь иди, но береги силы. Еще рано»,—понялъ Изумрудъ и въ знакъ того, что понялъ, обернулъ на секунду назадъ и опять поставилъ прямо свои тонкія, чуткія уши. Бѣлый жеребецъ ровно скакалъ сбоку, немного позади. Изумрудъ слышалъ у себя около холки его свѣжее, равномѣрное дыханіе.
Красный столбъ остался позади, еще одинъ крутой поворотъ, дорожка выпрямляется, вторая трибуна, приближаясь, чернѣетъ и пестрѣетъ издали гудящей толпой и быстро растетъ съ каждымъ шагомъ. «Еще!—позволяетъ наѣздникъ:—еще, еще!» Изумрудъ немного горячится и хочетъ сразу напрячь всѣ свои силы въ бѣгѣ. «Можно ли?»—думаетъ онъ.—«Нѣтъ, еще рано, не волнуйся,—отвѣчаютъ, успокаивая, волшебныя руки.—Потомъ».
Оба жеребца проходятъ призовые столбы секунда въ секунду, но съ противоположныхъ сторонъ діаметра, соединяющаго обѣ трибуны. Легкое сопротивленіе туго натянутой нитки и быстрый разрывъ ея на мгновеніе заставляютъ Изумруда запрясть ушами, но онъ тотчасъ же забываетъ объ этомъ, весь поглощенный вниманіемъ къ чудеснымъ рукамъ. «Еще немного! Не горячиться! Итти ровно!»—приказываетъ наѣздникъ. Черная, колеблющаяся трибуна проплываетъ мимо. Еще нѣсколько десятковъ саженъ, и всѣ четверо—Изумрудъ, бѣлый жеребчикъ, англичанинъ и мальчикъ-поддужный, припавшій, стоя на короткихъ стременахъ, къ лошадиной гривѣ, счастливо слаживаются въ одно плотное, быстро несу-
