Изумрудъ только-что доѣлъ овесъ, когда за нимъ пришли, чтобы вывести его на дворъ. Стало теплѣе, и земля слегка размякла, но стѣны конюшни были еще бѣлы отъ инея. Отъ навозныхъ кучъ, только-что выгребенныхъ изъ конюшни, шелъ густой паръ, и воробьи, копошившіеся въ навозѣ, возбужденно кричали, точно ссорясь между собой. Нагнувъ шею въ дверяхъ и осторожно переступивъ черезъ порогъ, Изумрудъ съ радостью долго потянулъ въ себя пряный воздухъ, потомъ затрясся шеей и всѣмъ тѣломъ и звучно зафыркалъ. «Будь здоровъ!»—серьезно сказалъ Назаръ. Изумруду не стоялось. Хотѣлось сильныхъ движеній, щекочущаго ощущенія воздуха, быстро бѣгущаго въ глаза и ноздри, горячихъ толчковъ сердца, глубокаго дыханія. Привязанный къ коновязи, онъ ржалъ, плясалъ задними ногами и, изгибая набокъ шею, косилъ назадъ, на вороную кобылу чернымъ, большимъ, выкатившимся глазомъ съ красными жилками на бѣлкѣ.
Задыхаясь отъ усилія, Назаръ поднялъ вверхъ, выше головы ведро съ водой и вылилъ ее на спину жеребца отъ холки до хвоста. Это было знакомое Изумруду бодрое, пріятное и жуткое своей всегдашней неожиданностью ощущеніе. Назаръ принесъ еще воды и оплескалъ ему бока, грудь, ноги и подъ рѣпицей. И каждый разъ онъ плотно проводилъ мозолистой ладонью вдоль по шерсти, отжимая воду. Оглядываясь назадъ, Изумрудъ видѣлъ свой высокій, немного вислозадый крупъ, вдругъ потемнѣвшій и заблестѣвшій глянцемъ на солнцѣ.
Былъ день бѣговъ. Изумрудъ зналъ это по особенной нервной спѣшкѣ, съ которой конюхи хлопотали около лошадей; нѣкоторымъ, которыя по короткости туловища
