на мигъ пробѣгутъ по душѣ, ласково, печально и неясно тронувъ ее, тогдашнія, забытыя, волнующія и теперь неуловимыя чувства.
Между тѣмъ черное оконце надъ яслями, до сихъ поръ невидимое, стало сѣрѣть и слабо выдѣляться въ темнотѣ. Лошади жевали лѣнивѣе и одна за другою вздыхали тяжело и мягко. На дворѣ закричалъ пѣтухъ знакомымъ крикомъ, звонкимъ, бодрымъ и рѣзкимъ, какъ труба. И еще долго и далеко кругомъ разливалось въ разныхъ мѣстахъ, не прекращаясь, очередное пѣніе другихъ пѣтуховъ.
Опустивъ голову въ кормушку, Изумрудъ все старался удержать во рту и вновь вызвать и усилить странный вкусъ, будившій въ немъ этотъ тонкій, почти физическій отзвукъ непонятнаго воспоминанія. Но оживить его не удавалось, и, незамѣтно для себя, Изумрудъ задремалъ.
Ноги и тѣло у него были безупречныя, совершенныхъ формъ, поэтому онъ всегда спалъ стоя, чуть покачиваясь впередъ и назадъ. Иногда онъ вздрагивалъ, и тогда крѣпкій сонъ смѣнялся у него на нѣсколько секундъ легкой чуткой дремотой, но недолгія минуты сна были такъ глубоки, что въ теченіе ихъ отдыхали и освѣжались всѣ мускулы, нервы и кожа.
Передъ самымъ разсвѣтомъ онъ увидѣлъ во снѣ раннее весеннее утро, красную зарю надъ землей и низкій ароматный лугъ. Трава была такъ густа и сочна, такъ ярко, сказочно-прелестно зелена и такъ нѣжно розовѣла отъ зари, какъ это видятъ люди и звѣри только въ раннемъ дѣтствѣ, и всюду на ней сверкала дрожащими огнями роса. Въ легкомъ рѣдкомъ воздухѣ всевозможные запахи доносятся удивительно четко. Слышенъ сквозь прохладу
