Въ тотъ день, когда ужасный разгромъ русскаго флота у о. Цусима приближался къ концу, и когда объ этомъ кровавомъ торжествѣ японцевъ проносились по Европѣ лишь первыя, тревожныя, глухія вѣсти,—въ этотъ самый день штабсъ-капитанъ Рыбниковъ, жившій въ безыменномъ переулкѣ на Пескахъ, получилъ слѣдующую телеграмму изъ Иркутска:
«Вышлите немедленно листы слѣдите за больнымъ уплатите расходы».
Штабсъ-капиташъ Рыбниковъ тотчасъ же заявилъ своей квартирной хозяйкѣ, что дѣла вызываютъ его на день-на два изъ Петербурга, и чтобы поэтому она не безпокоилась его отсутствіемъ. Затѣмъ онъ одѣлся, вышелъ изъ дому и больше ужъ никогда туда не возвращался.
И только спустя пять дней хозяйку вызвали въ полицію для снятія показаній объ ея пропавшемъ жильцѣ. Честная, толстая, сорокапятилѣтняя женщина, вдова консисторскаго чиновника, чистосердечно разсказала все, что ей было извѣстно: жилецъ ея былъ человѣкъ тихій, бѣдный, глуповатый, умѣренный въ ѣдѣ, вѣжливый; не пилъ, не курилъ, рѣдко выходилъ изъ дому и у себя никого не принималъ.
