— Царь, прости меня, не угрожай мнѣ своимъ гнѣвомъ, прикажи это сдѣлать кому-нибудь другому. Эліавъ, выйдя изъ дворца, побѣжалъ въ храмъ и схватился за рога жертвенника. Я старъ, смерть моя близка, я не смѣю взять на свою душу этого двойного преступіленія.
Но царь возразилъ:
— Однако, когда я поручилъ тебѣ умертвить моего брата Адонію, также схватившагося за священные рога жертвенника, развѣ ты ослушался меня, Ванея?
— Прости меня! Пощади меня, царь!
— Подними лицо твое, — приказалъ Соломонъ.
И когда Ванея поднялъ голову и увидѣлъ глаза царя, онъ быстро всталъ съ пола и послушно направился къ выходу.
Затѣмъ, обратившись къ Ахиссару, начальнику и смотрителю дворца, онъ приказалъ:
— Царицу я не хочу предавать смерти, пусть она живетъ, какъ хочетъ, и умираетъ, гдѣ хочетъ. Но никогда она не увидитъ болѣе моего лица. Сегодня, Ахиссаръ, ты снарядишь караванъ и проводишь царицу до гавани въ Іаффѣ, а оттуда въ Египетъ, къ фараону Суссакиму. Теперь пусть всѣ выйдутъ.
И, оставшись одинъ лицомъ къ лицу, съ тѣломъ Суламиѳи, онъ долго глядѣлъ на ея прекрасныя черты. Лицо ея было бѣло, и никогда оно не было такъ красиво при ея жизни. Полуоткрытыя губы, которыя всего часъ тому назадъ цѣловалъ Соломонъ, улыбались загадочно и блаженно, и зубы, еще влажные, чуть-чуть поблескивали изъ-подъ нихъ.
Долго глядѣлъ царь на свою мертвую возлюбленную, потомъ тихо прикоснулся пальцами къ ея лбу, уже начавшему терять теплоту жизни, и медленными шагами вышелъ изъ покоя.
— Царь, прости меня, не угрожай мне своим гневом, прикажи это сделать кому-нибудь другому. Элиав, выйдя из дворца, побежал в храм и схватился за рога жертвенника. Я стар, смерть моя близка, я не смею взять на свою душу этого двойного преступиления.
Но царь возразил:
— Однако, когда я поручил тебе умертвить моего брата Адонию, также схватившегося за священные рога жертвенника, разве ты ослушался меня, Ванея?
— Прости меня! Пощади меня, царь!
— Подними лицо твое, — приказал Соломон.
И когда Ванея поднял голову и увидел глаза царя, он быстро встал с пола и послушно направился к выходу.
Затем, обратившись к Ахиссару, начальнику и смотрителю дворца, он приказал:
— Царицу я не хочу предавать смерти, пусть она живет, как хочет, и умирает, где хочет. Но никогда она не увидит более моего лица. Сегодня, Ахиссар, ты снарядишь караван и проводишь царицу до гавани в Яффе, а оттуда в Египет, к фараону Суссакиму. Теперь пусть все выйдут.
И, оставшись один лицом к лицу, с телом Суламифи, он долго глядел на ее прекрасные черты. Лицо ее было бело, и никогда оно не было так красиво при ее жизни. Полуоткрытые губы, которые всего час тому назад целовал Соломон, улыбались загадочно и блаженно, и зубы, еще влажные, чуть-чуть поблескивали из-под них.
Долго глядел царь на свою мертвую возлюбленную, потом тихо прикоснулся пальцами к ее лбу, уже начавшему терять теплоту жизни, и медленными шагами вышел из покоя.
