А въ это время въ алтарѣ вокругъ изображенія богини, покрытой чернымъ покрываломъ, носились жрецы кругомъ, въ священномъ изступленіи, съ криками, похожими на лай, подъ звонъ тимпановъ и дребезжаніе систръ.
Нѣкоторые изъ нихъ стегали себя многохвостыми плетками изъ кожи носорога, другіе наносили себѣ короткими ножами въ грудъ и въ плечи длинныя кровавыя раны, третьи пальцами разрывали себѣ рты, надрывали себѣ уши и царапали лица ногтями. Въ серединѣ этого бѣшенаго хоровода у самыхъ ногъ богини кружился на одномъ мѣстѣ, съ непостижимой быстротой, отшельникъ съ горъ Ливана въ бѣлоснѣжной развѣвающейся одеждѣ. Одинъ верховный жрецъ оставался неподвижнымъ. Въ рукѣ онъ держалъ священный жертвенный ножъ изъ эѳіопскаго обсидіана, готовый передатъ его въ послѣдній страшный моментъ.
— Фаллусъ! Фаллусъ! Фаллусъ! — кричали въ экстазѣ обезумѣвшіе жрецы. — Гдѣ твой Фалаусъ, о, свѣтлый богъ! Приди, оплодотвори богиню! Грудъ ея томится отъ желанія! Чрево ея, какъ пустыня въ жаркіе лѣтніе мѣсяцы!
И вотъ страшный, безумный, пронзительный крикъ на мгновеніе заглушилъ весъ хоръ. Жрецы быстро разступились, и всѣ бывшіе въ храмѣ увидѣли ливанского отшельника, совершенно обнаженнаго, ужаснаго своимъ высокимъ, костлявымъ, желтымъ тѣломъ. Верховный жрецъ протянулъ ему ножъ. Стало невыносимо-тихо въ храмѣ. И онъ, быстро нагнувшись, сдѣлалъ какое-то движеніе, выпрямился и съ воплемъ боли и восторга вдругъ бросилъ къ ногамъ богини кровавый кусокъ мяса.
Онъ шатался. Верховный жрецъ осторожно поддержалъ его, обвивъ рукою за спину, подвелъ его къ изображе-
А в это время в алтаре вокруг изображение богини, покрытой черным покрывалом, носились жрецы кругом, в священном исступлении, с криками, похожими на лай, под звон тимпанов и дребезжание систр.
Некоторые из них стегали себя многохвостыми плетками из кожи носорога, другие наносили себе короткими ножами в груд и в плечи длинные кровавые раны, третьи пальцами разрывали себе рты, надрывали себе уши и царапали лица ногтями. В середине этого бешеного хоровода у самых ног богини кружился на одном месте, с непостижимой быстротой, отшельник с гор Ливана в белоснежной развевающейся одежде. Один верховный жрец оставался неподвижным. В руке он держал священный жертвенный нож из эфиопского обсидиана, готовый передат его в последний страшный момент.
— Фаллус! Фаллус! Фаллус! — кричали в экстазе обезумевшие жрецы. — Где твой Фалаус, о, светлый бог! Приди, оплодотвори богиню! Груд ее томится от желания! Чрево ее, как пустыня в жаркие летние месяцы!
И вот страшный, безумный, пронзительный крик на мгновение заглушил вес хор. Жрецы быстро расступились, и все бывшие в храме увидели ливанского отшельника, совершенно обнаженнаго, ужасного своим высоким, костлявым, желтым телом. Верховный жрец протянул ему нож. Стало невыносимо-тихо в храме. И он, быстро нагнувшись, сделал какое-то движение, выпрямился и с воплем боли и восторга вдруг бросил к ногам богини кровавый кусок мяса.
Он шатался. Верховный жрец осторожно поддержал его, обвив рукою за спину, подвел его к изображе-
