одной, священнаго Фаллуса, оплодотворяющаго материнское чрево, созидающаго новую вѣчную жизнь. Теперь приближался самый великий актъ въ мистеріи Озириса и Изидь.
— Это ты, Эліавъ? — спросила царица юношу, который тихо вошелъ въ дверь.
Въ темнотѣ ложи онъ беззвучно опустился къ ея ногамъ и прижалъ къ губамъ край ея платья. И царица почувствовала, что онъ плачетъ отъ восторга, стыда и желанія. Опустивъ руку ему на курчавую жесткую голову, царица произнесла:
— Разскажи мнѣ, Эліавъ, все, что̀ ты знаешь о царѣ и объ этой дѣвочкѣ изъ виноградника.
— О, какъ ты его любишь, царица! — сказалъ Эліавъ съ горькимъ стономъ.
— Говори… — приказала Астисъ.
— Что̀ я могу тебѣ сказать, царица? Сердце мое разрывается отъ ревности.
— Говори!
— Никого еще не любилъ царь, какъ ее. Онъ не разстается съ ней ни на мигъ. Глаза его сіяютъ счастьемъ. Онъ расточаетъ вокругъ себя милости и дары. Онъ, авимелехъ и мудрецъ, онъ, какъ рабъ, лежитъ около ея ногъ и, какъ собака, не спускаетъ съ нея глазъ своихъ.
— Говори!
— О, какъ ты терзаешь меня, царица! И она… она — вся любовь, вся нѣжность и ласка! Она кротка и стыдлива, она ничего не видитъ и не знаетъ, кромѣ своей любви. Она не возбуждаетъ ни въ комъ ни злобы, ни ревности, ни зависти…
— Говори! — яростно простонала царица и, вцѣпившись своими гибкими пальцами въ черные кудри Эліава, она притиснула его голову къ своему тѣлу, царапая его лицо серебрянымъ шитьемъ своего прозрачнаго хитона.
одной, священного Фаллуса, оплодотворяющего материнское чрево, созидающего новую вечную жизнь. Теперь приближался самый великий акт в мистерии Озириса и Изидь.
— Это ты, Элиав? — спросила царица юношу, который тихо вошел в дверь.
В темноте ложи он беззвучно опустился к е ногам и прижал к губам край е платья. И царица почувствовала, что он плачет от восторга, стыда и желания. Опустив руку ему на курчавую жесткую голову, царица произнесла:
— Расскажи мне, Элиав, все, что ты знаешь о царе и об этой девочке из виноградника.
— О, как ты его любишь, царица! — сказал Элиав с горьким стоном.
— Говори… — приказала Астис.
— Что я могу тебе сказать, царица? Сердце мое разрывается от ревности.
— Говори!
— Никого еще не любил царь, как ее. Он не расстается с ней ни на миг. Глаза его сияют счастьем. Он расточает вокруг себя милости и дары. Он, авимелех и мудрец, он, как раб, лежит около е ног и, как собака, не спускает с не глаз своих.
— Говори!
— О, как ты терзаешь меня, царица! И она… она — вся любовь, вся нежность и ласка! Она кротка и стыдлива, она ничего не видит и не знает, кроме своей любви. Она не возбуждает ни в ком ни злобы, ни ревности, ни зависти…
— Говори! — яростно простонала царица и, вцепившись своими гибкими пальцами в черные кудри Элиава, она притиснула его голову к своему телу, царапая его лицо серебряным шитьем своего прозрачного хитона.
