цвѣты. Я часто думаю и не могу понять какъ можно любить кого-нибудь другого, кромѣ тебя?
— И кромѣ тебя, кромѣ тебя, Суламиѳь! Каждый часъ я благодарю Бога, что Онъ послалъ тебя на моемъ пути.
— Я помню, я сидѣла на камнѣ стѣнки, и ты положилъ свою руку сверхъ моей. Огонь побѣжалъ по моимъ жиламъ, голова у меня закружилась. Я сказала себѣ: «Вотъ кто господинъ мой, вотъ кто царь мой, возлюбленный мой!»
— Я помню, Суламиѳь, какъ обернулась ты на мой зовъ. Подъ тонкимъ платьемъ я увидѣлъ твое тѣло, твое прекрасное тѣло, которое я люблю, какъ Бога. Я люблю его, покрытое золотымъ пухомъ, точно солнце оставило на немъ свой поцѣлуй. Ты стройна, точно кобылица въ колесницѣ фараоновой, ты прекрасна, какъ колесница Аминодавова. Глаза твои, какъ два голубя, сидящихъ у истока водъ.
— О, милый, слова твои волнуютъ меня. Твоя рука сладко жжеть меня. О, мой царь, ноги твои, какъ мраморные столбы. Животъ твой, точно ворохъ пшеницы, окруженный лиліями.
Окруженные, осіянные молчаливымъ свѣтомъ луны, они забывали о времени, о мѣстѣ, и вотъ проходили часы, и они съ удивленіемъ замѣчали, какъ въ рѣшетчатыя окна покоя заглядывала розовая заря.
Также сказала однажды Суламиѳь:
— Ты зиалъ, мой возлюбленный, женъ и дѣвицъ безъ числа, и всѣ онѣ были самыя красивыя женщины на землѣ. Мнѣ стыдно становится, когда я подумаю о себѣ, простой, неученой дѣвушкѣ, и о моемъ бѣдномъ тѣлѣ, опаленномъ солнцемъ.
Но, касаясь губами ея губъ, говорилъ царь съ безконечной любовью и благодарностью:
— Ты царица, Суламиѳь. Ты родилась настоящей ца-
цветы. Я часто думаю и не могу понять как можно любить кого-нибудь другого, кроме тебя?
— И кроме тебя, кроме тебя, Суламифь! Каждый час я благодарю Бога, что Он послал тебя на моем пути.
— Я помню, я сидела на камне стенки, и ты положил свою руку сверх моей. Огонь побежал по моим жилам, голова у меня закружилась. Я сказала себе: «Вот кто господин мой, вот кто царь мой, возлюбленный мой!»
— Я помню, Суламифь, как обернулась ты на мой зов. Под тонким платьем я увидел твое тело, твое прекрасное тело, которое я люблю, как Бога. Я люблю его, покрытое золотым пухом, точно солнце оставило на нем свой поцелуй. Ты стройна, точно кобылица в колеснице фараоновой, ты прекрасна, как колесница Аминодавова. Глаза твои, как два голубя, сидящих у истока вод.
— О, милый, слова твои волнуют меня. Твоя рука сладко жжеть меня. О, мой царь, ноги твои, как мраморные столбы. Живот твой, точно ворох пшеницы, окруженный лилиями.
Окруженные, осиянные молчаливым светом луны, они забывали о времени, о месте, и вот проходили часы, и они с удивлением замечали, как в решетчатые окна покоя заглядывала розовая заря.
Также сказала однажды Суламифь:
— Ты зиал, мой возлюбленный, жен и девиц без числа, и все они были самые красивые женщины на земле. Мне стыдно становится, когда я подумаю о себе, простой, неученой девушке, и о моем бедном теле, опаленном солнцем.
Но, касаясь губами ее губ, говорил царь с бесконечной любовью и благодарностью:
— Ты царица, Суламифь. Ты родилась настоящей ца-
