и въ глазахъ царя загорались, точно искры въ черныхъ брильянтахъ, теплые огни ласковаго нѣжнаго смѣха; и тѣ, кто видѣли эту улыбку, готовы были за нее отдать тѣло и душу — такъ она была неописуема прекрасна. Одно имя царя Соломона, произнесенное вслухъ, волновало сердце женщинъ, какъ ароматъ пролитаго мирра, напоминающій о ночахъ любви.
Руки царя были нѣжны, бѣлы, теплы и красивы, какъ у женщины, но въ нихъ заключался такой избытокъ жизненной силы, что, налагая ладони на темя больныхъ, царь исцѣлялъ головныя боли, судороги, черную меланхолію и бѣснованіе. На указательномъ пальцѣ лѣвой руки носилъ Соломонъ гемму изъ кроваво-краснаго астерикса, извергавшаго изъ себя шесть лучей жемчужнаго цвѣта. Много сотенъ лѣтъ было этому кольцу, и на оборотной сторонѣ его камня вырѣзана была надпись на языкѣ древняго, исчезнувшаго народа: «Все проходитъ».
И такъ велика была власть души Соломона, что повиновались ей даже животныя: львы и тигры ползали у ногъ царя, и терлись мордами о его колѣни, и лизали его руки своими жесткими языками, когда онъ входилъ въ ихъ помѣщенія. И онъ, находившій веселіе сердца въ сверкающихъ переливахъ драгоцѣнныхъ камней, въ ароматѣ египетскихъ благовонныхъ смолъ, въ нѣжномъ прикосновеніи легкихъ тканей, въ сладостной музыкѣ, въ тонкомъ вкусѣ краснаго искристаго вина, играющаго въ чеканномъ нинуанскомъ потирѣ, — онъ любилъ также гладить суровыя гривы львовъ, бархатныя спины черныхъ пантеръ и нѣжныя лапы молодыхъ пятнистыхъ леопардовъ, любилъ слушать ревъ дикихъ звѣрей, видѣть ихъ сильныя и прекрасныя движенія и ощущать горячій запахъ ихъ хищнаго дыханія.
Такъ живописалъ царя Соломона Іосафатъ, сынъ Ахилуда, историкъ его дней.
и в глазах царя загорались, точно искры в черных брильянтах, теплые огни ласкового нежного смеха; и те, кто видели эту улыбку, готовы были за нее отдать тело и душу — так она была неописуема прекрасна. Одно имя царя Соломона, произнесенное вслух, волновало сердце женщин, как аромат пролитого мирра, напоминающий о ночах любви.
Руки царя были нежны, белы, теплы и красивы, как у женщины, но в них заключался такой избыток жизненной силы, что, налагая ладони на темя больных, царь исцелял головные боли, судороги, черную меланхолию и беснование. На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму из кроваво-красного астерикса, извергавшего из себя шесть лучей жемчужного цвета. Много сотен лет было этому кольцу, и на оборотной стороне его камня вырезана была надпись на языке древнего, исчезнувшего народа: «Все проходит».
И так велика была власть души Соломона, что повиновались ей даже животные: львы и тигры ползали у ног царя, и терлись мордами о его колени, и лизали его руки своими жесткими языками, когда он входил в их помещения. И он, находивший веселие сердца в сверкающих переливах драгоценных камней, в аромате египетских благовонных смол, в нежном прикосновении легких тканей, в сладостной музыке, в тонком вкусе красного искристого вина, играющего в чеканном нинуанском потире, — он любил также гладить суровые гривы львов, бархатные спины черных пантер и нежные лапы молодых пятнистых леопардов, любил слушать рев диких зверей, видеть их сильные и прекрасные движения и ощущать горячий запах их хищного дыхания.
Так живописал царя Соломона Иосафат, сын Ахилуда, историк его дней.
