— Это кто же такой? Не помню что-то.
Шульговичъ сложилъ ладони рукъ въ трубу около рта и закричалъ старушкѣ въ самое ухо:
— Подпоручикъ Ромашовъ, мамаша. Прекрасный офицеръ… фронтовикъ и молодчинище… изъ кадетскаго корпуса… Ахъ, да!—спохватился онъ вдругъ.—Вѣдь вы, подпоручикъ, кажется, нашъ, пензенскій?
— Точно такъ, господинъ полковникъ, пензенскій.
— Ну да, ну да… Я теперь вспомнилъ. Вѣдь мы же земляки съ вами. Наровчатскаго уѣзда, кажется?
— Точно такъ. Наровчатскаго.
— Ну да… Какъ же это я забылъ? Наровчатъ, одни колышки торчатъ. А мы—инсарскіе. Мамаша!—опять затрубилъ онъ матери на ухо:—подпоручикъ Ромашовъ—нашъ, пензенскій!.. Изъ Наровчата!.. Землякъ!..
— А-а!—старушка многозначительно повела бровями.—Такъ, такъ, такъ… То-то, я думаю… Значитъ, вы, выходитъ, сынокъ Сергѣя Петровича Шишкина?
— Мамаша! Ошиблись! Подпоручика фамилія—Ромашовъ, а совсѣмъ не Шишкинъ!..
— Вотъ, вотъ, вотъ… Я и говорю… Сергѣй-то Петровича я не знала… По наслышкѣ только. А вотъ Петра Петровича—того даже очень часто видѣла. Имѣнья, почитай, рядомъ были. Очень, оч-чень пріятно, молодой человѣкъ… Похвально съ вашей стороны.
— Ну, пошла теперь скрипѣть, старая скворечница,—сказалъ полковникъ вполголоса, съ грубымъ добродушіемъ.—Садитесь, подпоручикъ… Поручикъ Федоровскій!—крикнулъ онъ въ дверь.—Кончайте тамъ и идите пить водку!..
Въ столовую быстро вошелъ адъютантъ, который, по заведенному во многихъ полкахъ обычаю, обѣдалъ всегда у командира. Мягко и развязно позвякивая шпорами, онъ подошелъ къ отдѣльному майоликовому столику, съ
