влетворилъ свою жажду власти видомъ чужого униженія.
Онъ говорилъ отрывисто:
— Хорошо-съ. Въ послѣдній разъ. Но пом-ни-те, это въ послѣдній разъ. Слышите? Зарубите это на своемъ красномъ, пьяномъ носу. Если до меня еще разъ дойдутъ слухи, что вы пьянствуете… Что̀? Ладно, ладно, знаю я ваши обѣщанія. Роту мнѣ чтобъ подготовили къ смотру. Не рота, а б.....ъ! Черезъ недѣлю пріѣду самъ и посмотрю… Ну, а затѣмъ вотъ вамъ мой совѣтъ-съ: первымъ дѣломъ очиститесь вы съ солдатскими деньгами и съ отчетностью. Слышите? Это чтобы завтра же было сдѣлано. Что̀? А мнѣ что за дѣло? Хоть родите… Затѣмъ, капитанъ, я васъ не держу. Имѣю честь кланяться.
Кто-то нерѣшительно завозился въ кабинетѣ и на цыпочкахъ, скрипя сапогами, пошелъ въ выходу. Но его сейчасъ же остановилъ голосъ командира, ставшій вдругъ черезчуръ суровымъ, чтобы не быть поддѣльнымъ.
— Постой-ка, поди сюда, чортова перечница… Небось, побѣжишь къ жидишкамъ? А? Векселя писать? Эхъ ты, дура, дура, дурья ты голова… Ну, ужъ на̀ тебѣ, дьяволъ тебѣ въ печень. Одна, двѣ… разъ, двѣ, три, четыре… Триста. Больше не могу. Отдашь, когда сможешь. Фу, чортъ, что̀ за гадость вы дѣлаете, капитанъ!—заоралъ полковникъ, возвышая голосъ по восходящей гаммѣ.—Не смѣйте никогда этого дѣлать! Это низость!.. Однако маршъ, маршъ, маршъ! Къ чорту-съ, къ чорту-съ. Мое почтеніе-съ!..
Въ переднюю вышелъ, весь красный, съ каплями пота на носу и на вискахъ и съ перевернутымъ, смущеннымъ лицомъ, маленькій капитанъ Свѣтовидовъ. Правая рука была у него въ карманѣ и судорожно хрустѣла новенькими бумажками. Увидѣвъ Ромашова, онъ засѣменилъ
