Гайна̀нъ положилъ на столъ коричневую бумажную пачку.
— Тебѣ!—сказалъ онъ фамильярно и ласково, и Ромашовъ почувствовалъ, что онъ дружески улыбается за его спиной.—Тебѣ папиросы. Куры!
Ромашовъ посмотрѣлъ на пачку. На ней было напечатано: папиросы «Трубачъ», цѣна 3 коп. 20 шт.
— Что̀ это такое? Зачѣмъ?—спросилъ онъ съ удивленіемъ.—Откуда ты взялъ?
— Вижу, тебѣ папиросовъ нѣтъ. Купилъ за свой деньга. Куры, пожалюста, куры. Ничего. Дару тебѣ.
Гайна̀нъ сконфузился и стремглавъ выбѣжалъ изъ комнаты, оглушительно хлопнувъ дверью. Подпоручикъ закурилъ папиросу. Въ комнатѣ запахло сургучомъ и жжеными перьями.
«О, милый!—подумалъ растроганный Ромашовъ.—Я на него сержусь, кричу, заставляю его по вечерамъ снимать съ меня не только сапоги, но носки и брюки. А онъ вотъ купилъ мнѣ папиросъ за свои жалкія, послѣднія, солдатскія копейки. «Куры, пожалюста!» За что̀ же это?..
Онъ опять всталъ и, заложивъ руки за спину, зашагалъ по комнатѣ.
«Вотъ ихъ сто человѣкъ въ нашей ротѣ. И каждый изъ нихъ—человѣкъ съ мыслями, съ чувствами, со своимъ особеннымъ характеромъ, съ житейскимъ опытомъ, съ личными привязанностями и антипатіями. Знаю ли я что-нибудь о нихъ? Нѣтъ—ничего, кромѣ ихъ физіономій. Вотъ они съ праваго фланга: Солтысъ, Рябошапка, Веденѣевъ, Егоровъ, Ящишинъ… Сѣрыя, однообразныя лица. Что̀ я сдѣлалъ, чтобы прикоснуться душой къ ихъ душамъ, своимъ Я къ ихнему Я?—Ничего.
Ромашову вдругъ вспомнился одинъ ненастный вечеръ поздней осени. Нѣсколько офицеровъ, и вмѣстѣ съ ними
