— Хлѣбниковъ! Дьяволъ косорукой!—кричалъ маленькій, круглый и шустрый ефрейторъ Шаповаленко, и въ голосѣ его слышалось начальственное страданіе.—Я жъ тебя училъ-училъ, дурня! Ты же чье сейчасъ приказанье сполнилъ? Арестованнаго? А, чтобъ тебя!.. Отвѣчай, для чего ты поставленъ на постъ?
Въ третьемъ взводѣ произошло серьезное замѣшательство. Молодой солдатъ Мухамеджиновъ, татаринъ, едва понимавшій и говорившій по-русски, окончательно былъ сбитъ съ толку подвохами своего начальства—и настоящаго и воображаемаго. Онъ вдругъ разсвирѣпѣлъ, взялъ ружье на руку и на всѣ убѣжденія и приказанія отвѣчалъ однимъ рѣшительнымъ словомъ:
— З-заколу!
— Да постой… да, дуракъ ты…—уговаривалъ его унтеръ-офицеръ Бобылевъ.—Вѣдь я кто? Я же твой караульный начальникъ, стало-быть…
— Заколу!—кричалъ татаринъ испуганно и злобно и съ глазами, налившимися кровью, нервно совалъ штыкомъ во всякаго, кто къ нему приближался. Вокругъ него собралась кучка солдатъ, обрадовавшихся смѣшному приключенію и минутному роздыху въ надоѣвшемъ ученьи.
Ротный командиръ, капитанъ Слива, пошелъ разбирать дѣло. Пока онъ плелся вялой походкой, сгорбившись и волоча ноги, на другой конецъ плаца, младшіе офицеры сошлись вмѣстѣ поболтать и покурить. Ихъ было трое: поручикъ Вѣткинъ—лысый, усатый человѣкъ лѣтъ 33-хъ, весельчакъ, говорунъ, пѣвунъ и пьяница, подпоручикъ Ромашовъ, служившій всего второй годъ въ полку, и подпрапорщикъ Лбовъ, живой стройный мальчишка съ лукаво-ласково-глупыми глазами и съ вѣчной улыбкой на толстыхъ наивныхъ губахъ,—весь точно начиненный старыми офицерскими анекдотами.
