понять, Ромашовъ, здѣсь простая логика. Для чего офицеры? Для войны. Что для войны раньше всего требуется? Смѣлость, гордость, умѣнье не сморгнуть передъ смертью. Гдѣ эти качества всего ярче проявляются въ мирное время? Въ дуэляхъ. Вотъ и все. Кажется, ясно. Именно не французскимъ офицерамъ необходимы поединки,—потому что понятіе о чести, да еще преувеличенное, въ крови у каждаго француза,—не нѣмецкимъ,—потому что отъ рожденія всѣ нѣмцы порядочны и дисциплинированы,—а намъ, намъ, намъ! Тогда у насъ не будетъ въ офицерской средѣ карточныхъ шулеровъ, какъ Арчаковскій, или безпросыпныхъ пьяницъ, въ родѣ вашего Назанскаго; тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство въ собраніи, при прислугѣ, это ваше взаимное сквернословіе, пусканіе въ голову другъ другу графиновъ, съ цѣлью все-таки не попасть, а промахнуться. Тогда вы не будете за глаза такъ поносить другъ друга. У офицера каждое слово должно быть взвѣшено. Офицеръ—это образецъ корректности. И потомъ, что̀ за нѣжности: боязнь выстрѣла! Ваша профессія—рисковать жизнью. Ахъ, да что̀!
Она капризно оборвала свою рѣчь и съ сердцемъ ушла въ работу. Опять стало тихо.
— Шурочка, какъ перевести по-нѣмецки—соперникъ?—спросилъ Николаевъ, подымая голову отъ книги.
— Соперникъ?—Шурочка задумчиво потрогала крючкомъ проборъ своихъ мягкихъ волосъ.—А скажи всю фразу.
— Тутъ сказано… сейчасъ, сейчасъ… Нашъ заграничный соперникъ…
— Unser ausländischer Nebenbuhler,—быстро, тотчасъ же перевела Шурочка.
— Унзеръ,—повторилъ шопотомъ Ромашовъ, мечтательно заглядѣвшись на огонь лампы.—«Когда ее что-
