глазами съ Авиловымъ. Онъ сразу узналъ ее. Это была, несомнѣнно, Харитина: тѣ же глубокіе, кроткіе глаза, то же серьезное и печальное лицо…
И она его тотчасъ же узнала. Въ глазахъ ея поперемѣнно отразились и изумленіе, и гнѣвъ, и страхъ, и презрѣніе… она поблѣднѣла, и ея ведра упали вмѣстѣ съ коромысломъ на землю, дребезжа и катясь.
Авиловъ обернулся. Тяжелая, острая скорбь внезапно охватила его: точно кто-то сжалъ грубой рукой его сердце. И почему-то въ то же время онъ показался себѣ такимъ маленькимъ-маленькимъ, такимъ подленькимъ трусишкой. И, чувствуя на своей спинѣ взглядъ Харитины, онъ весь съеживался и приподнялъ вверхъ плечи, точно ожидая удара.
А рядомъ съ нимъ справа, слѣва, впереди, сзади—здоровые голоса орали съ гиканьемъ, визгомъ и пронзительнымъ свистомъ:
Здравствуй, Саша, здравствуй, Маша,
Здравствуй, милая моя…
