больше о натертыхъ ногахъ и объ ранцахъ, наломившихъ спины. Люди давно уже, издали, замѣтили четырехъ «своихъ» квартирьеровъ, идущихъ ротѣ навстрѣчу, чтобы сейчасъ-же развести ее по заранѣе назначеннымъ дворамъ. Еще нѣсколько шаговъ, и взводы разошлись, точно растаяли, по разнымъ переулкамъ деревни, слѣдуя съ громкими хохотомъ и неумолкающими шутками каждый за своимъ квартирьеромъ.
Авиловъ нехотя, лѣнивыми шагами доплелся до воротъ, на которыхъ мѣломъ была сдѣлана крупная надпись: «кватера Поручика авелова». Домъ, отведенный Авилову, замѣтно отличался отъ окружающихъ его хатенокъ и размѣрами, и бѣлизною стѣнъ, и желѣзной крышей. Половина двора заросла густой, выше человѣческаго роста кукурузой и гигантскими подсолнечниками, низко гнувшимися подъ тяжестью своихъ желтыхъ шапокъ. Около оконъ, почти закрывая простѣнки между ними, подымались длинныя, тонкія мальвы со своими блѣдно-розовыми и красными цвѣтами.
Денщикъ Авилова, Никифоръ Чурбановъ—ловкій, веселый и безобразный, точно обезьяна, солдатъ—уже раздувалъ на крыльцѣ снятымъ съ ноги сапогомъ самоваръ. Увидя барина, онъ бросилъ сапогъ на землю и вытянулся.
— Сколько разъ я тебѣ повторялъ, чтобы ты не раздувалъ сапогомъ,—сказалъ брезгливо Авиловъ.—Покажи, гдѣ здѣсь пройти.
Денщикъ отворилъ дверь изъ сѣней направо. Комната была просторная и свѣтлая; на окнахъ красныя ситцевыя гардинки; диванъ и стулья, обитые тѣмъ же дешевымъ ситцемъ; на чисто побѣленныхъ стѣнахъ множество фотографическихъ карточекъ въ деревянныхъ ажурныхъ рамахъ и два олеографическихъ «приложенія»; маленькій пузатый комодъ съ висящимъ надъ нимъ квадратнымъ тусклымъ зеркаломъ и наконецъ въ углу необыкновенно
