почти бирюзовый цвѣтъ. Тонкій серпъ молодого мѣсяца, блѣдный, едва замѣтный, стоялъ посреди неба; первыя звѣзды начинали робко поблескивать въ вышинѣ.
— Господа офицеры, по мѣстамъ! Барабанщики, походъ!—закричалъ въ головѣ отряда раскатистый начальнический голосъ.
Одинъ за другимъ, въ разныхъ мѣстахъ длинной колонны, глухо зарокотали барабаны. Солдаты бѣгомъ заскакивали въ ряды, поправляя на ходу толчкомъ спины и плечъ ранецъ и подпрыгивая, чтобы попасть въ ногу. Офицеры, обнажая на ходу шашки, поспѣшно отыскивали свои мѣста.
Наклонъ дороги сдѣлался еще круче. Отъ рѣки сразу повѣяло сырой прохладой. Скоро старый, дырявый деревянный мостъ задрожалъ и заходилъ подъ тяжелымъ, дробнымъ топотомъ ногъ. Первый батальонъ уже перешелъ мостъ, взобрался на высокій крутой берегъ и шелъ съ музыкой въ деревню. Гулъ разговоровъ стоялъ въ оживившихся и выровнявшихся рядахъ.
— Федорчукъ, не пыли… Подымай, бисовъ сынъ, ноги.
— А что, Шаповаловъ, ловкая у тебя въ Зимовицахъ была хозяйка? А? Какъ она яво, братцы мои, уфатомъ!
— Не лѣзь.
— Очень просто. Потому что онъ сичасъ съ руками.
— Ужъ это безпремѣнно, ребята: какъ вечеромъ небо красное—къ завтрашнему жди вѣтра.
— Эй, третій взводъ, кто за хлѣбомъ? Смотри, черти, опять прозѣваете!
— Подержи, землякъ, ружье, и шинель поправлю. А любезная эта самая вешшь—маневра! Куда лучше, чѣмъ, напримѣръ, ротная школа.
— Не отставай, четвертый взводъ! Дохлые!
Съ пригорка была видна вся деревня. Бѣлыя мазанныя хатенки, тонущія въ вишневыхъ садкахъ, раскину-
