Широкій казарменный дворъ, обнесенный со всѣхъ четырехъ сторонъ длинными деревянными строеніями, кишѣлъ, точно муравейникъ, сѣрыми солдатскими фигурами. Сначала казалось, что въ этой муравьиной суетѣ не было никакого порядка, но опытный взглядъ уже могъ замѣтить, какъ въ четырехъ концахъ двора образовались четыре кучки, и какъ постепенно каждая изъ нихъ развертывалась въ длинный правильный строй. Послѣдніе запоздавшіе люди торопливо бѣжали, дожевывая на ходу кусокъ хлѣба и застегивая ремень съ сумками.
Черезъ нѣсколько минутъ роты одна за другой блеснули и звякнули ружьями и одна за другой вышли къ самому центру двора, гдѣ стали лицами внутрь, въ видѣ правильнаго четырехугольника, въ серединѣ котораго осталась небольшая площадь, шаговъ около сорока въ квадратѣ,
Небольшая кучка офицеровъ стояла въ сторонѣ, вокругъ батальоннаго командира. Предметомъ разговора служилъ рядовой Байгузинъ, надъ которымъ долженъ былъ сегодня приводиться въ исполненіе приговоръ полкового суда.
Разговоромъ больше всѣхъ завладѣлъ громадный рыжій офицеръ въ толстой шинели солдатскаго сукна съ бараньимъ воротникомъ. Эта шинель имѣла свою исторію и была извѣстна въ полку подъ двумя названіями: постового тулупа и бабушкина капота. Впрочемъ, никто такъ не называлъ этой шинели при самомъ владѣльцѣ, потому что всѣ побаивались его длиннаго и грязнаго языка. Онъ говорилъ, какъ всегда, грубо, съ малорусскимъ произношеніемъ, съ широкими жестами, никогда не подходившими къ смыслу разговора, съ тѣмъ нелѣпымъ строеніемъ фразы, которое обличаетъ бывшаго семинариста.
— Вотъ у насъ въ бурсѣ такъ дѣйствительно драли.
Широкий казарменный двор, обнесенный со всех четырех сторон длинными деревянными строениями, кишел, точно муравейник, серыми солдатскими фигурами. Сначала казалось, что в этой муравьиной суете не было никакого порядка, но опытный взгляд уже мог заметить, как в четырех концах двора образовались четыре кучки, и как постепенно каждая из них развертывалась в длинный правильный строй. Последние запоздавшие люди торопливо бежали, дожевывая на ходу кусок хлеба и застегивая ремень с сумками.
Через несколько минут роты одна за другой блеснули и звякнули ружьями и одна за другой вышли к самому центру двора, где стали лицами внутрь, в виде правильного четырехугольника, в середине которого осталась небольшая площадь, шагов около сорока в квадрате,
Небольшая кучка офицеров стояла в стороне, вокруг батальонного командира. Предметом разговора служил рядовой Байгузин, над которым должен был сегодня приводиться в исполнение приговор полкового суда.
Разговором больше всех завладел громадный рыжий офицер в толстой шинели солдатского сукна с бараньим воротником. Эта шинель имела свою историю и была известна в полку под двумя названиями: постового тулупа и бабушкина капота. Впрочем, никто так не называл этой шинели при самом владельце, потому что все побаивались его длинного и грязного языка. Он говорил, как всегда, грубо, с малорусским произношением, с широкими жестами, никогда не подходившими к смыслу разговора, с тем нелепым строением фразы, которое обличает бывшего семинариста.
— Вот у нас в бурсе так действительно драли.
