— Никакъ нѣтъ, не видалъ. А когда солдаты пошли на ужинъ, то онъ все около наръ вертѣлся. Я его спросилъ: «Чего ты здѣсь околачиваешься?» А онъ говоритъ: «Я хлѣбъ свой ищу».
— Значить, ты самой кражи не видалъ?
— Не видалъ, ваше благородіе.
— Да, можетъ-быть, кто-нибудь еще, кромѣ Байгузина, тамъ былъ? Можетъ-быть, это вовсе и не онъ укралъ?
— Точно такъ, ваше благородіе.
Съ ефрейторомъ Козловскій чувствовалъ себя несравненно развязнѣе и потому, назвавъ его осломъ, далъ ему для подписи дознаніе.
Пискунъ долго, пристраивался, громко сопя и высовывая кончикъ языка отъ усердія, и наконецъ вывелъ съ громаднымъ трудомъ: ефре Спиридонь Пескуноу.
Теперь Козловскій понялъ, что все дѣло въ концѣ концовъ сводилось къ одному шаткому показанію дежурнаго по ротѣ — Пискуна, который видѣлъ Байгузина околачивающимся во время ужина въ казармѣ. Что же касается до молодого солдата Есипаки, то его еще раньше отправили въ госпиталь, потому что онъ заболѣлъ трахомой.
Наконецъ денщикъ впустилъ обоихъ татаръ. Они вошли робко, съ преувеличенною осторожностью ступая сапогами, съ которыхъ кусками валилась на полъ осенняя грязь, и остановились у самой двери. Козловскій приказалъ имъ подойти ближе; они сдѣлали еще по три шага, высоко поднимая ноги.
— Фамиліи! — обратился къ нимъ офицеръ.
Кучербаевъ очень бойко отчеканилъ свою фамилію, въ которую входили и «оглы», и «гирей», и «мирза».
Байгузинъ молчалъ и глядѣлъ въ землю.
— Никак нет, не видал. А когда солдаты пошли на ужин, то он все около нар вертелся. Я его спросил: «Чего ты здесь околачиваешься?» А он говорит: «Я хлеб свой ищу».
— Значить, ты самой кражи не видал?
— Не видал, ваше благородие.
— Да, может быть, кто-нибудь еще, кроме Байгузина, там был? Может быть, это вовсе и не он украл?
— Точно так, ваше благородие.
С ефрейтором Козловский чувствовал себя несравненно развязнее и потому, назвав его ослом, дал ему для подписи дознание.
Пискун долго, пристраивался, громко сопя и высовывая кончик языка от усердия, и наконец вывел с громадным трудом: ефре Спиридонь Пескуноу.
Теперь Козловский понял, что все дело в конце концов сводилось к одному шаткому показанию дежурного по роте — Пискуна, который видел Байгузина околачивающимся во время ужина в казарме. Что же касается до молодого солдата Есипаки, то его еще раньше отправили в госпиталь, потому что он заболел трахомой.
Наконец денщик впустил обоих татар. Они вошли робко, с преувеличенною осторожностью ступая сапогами, с которых кусками валилась на пол осенняя грязь, и остановились у самой двери. Козловский приказал им подойти ближе; они сделали еще по три шага, высоко поднимая ноги.
— Фамилии! — обратился к ним офицер.
Кучербаев очень бойко отчеканил свою фамилию, в которую входили и «оглы», и «гирей», и «мирза».
Байгузин молчал и глядел в землю.
