зать, и въ то же время чувствуя, что Тарасъ Гавриловичъ понимаетъ ненужность его вопроса:
— Ну, и что̀ же теперь будутъ съ Байгузинымъ дѣлать?
Тарасъ Гавриловичъ отвѣтилъ съ самымъ благосклоннымъ видомъ:
— Надо полагать, что Байгузина, вашъ бродь, будутъ теперь пороть. Потому, ежели бы онъ въ прошломъ году не бѣгалъ, ну, тогда дѣло другого рода, а теперь я такъ полагаю, что его безпремѣнно выдерутъ. Потому, какъ онъ штрафованный.
Козловскій прочелъ ему дознаніе и далъ для подписи. Тарасъ Гавриловичъ бойко и тщательно написалъ свое званіе, имя, отчество и фамилію, потомъ перечелъ написанное, подумалъ и, неожиданно придѣлавъ подъ подписью закорючку, хитро и дружелюбно поглядѣлъ на офицера.
Затѣмъ вошелъ ефрейторъ Пискунъ. Онъ еще не доросъ до разбиранія степени авторитетности начальства и потому одинаково пучилъ на всѣхъ глаза, стараясь говорить «громко, смѣло и при томъ всегда правду». Отъ этого, уловивъ въ вопросѣ начальника намекъ на положительный отвѣтъ, онъ кричалъ: «точно такъ», а въ противномъ случаѣ — «никакъ нѣтъ».
— Ты не знаешь, кто укралъ у молодого солдата Есипаки голенища?
Пискунъ закричалъ, что онъ не можетъ знать.
— А можетъ-быть, это Байгузинъ сдѣлалъ?
— Точно такъ, ваше благородіе! — закричалъ Пискунъ радостнымъ и увѣреннымъ голосомъ.
— Почему же ты такъ думаешь?
— Не могу знать, ваше благородіе.
— Такъ ты, можетъ-быть, и не видалъ вовсе, какъ онъ кралъ-то?
зать, и в то же время чувствуя, что Тарас Гаврилович понимает ненужность его вопроса:
— Ну, и что же теперь будут с Байгузиным делать?
Тарас Гаврилович ответил с самым благосклонным видом:
— Надо полагать, что Байгузина, ваш бродь, будут теперь пороть. Потому, ежели бы он в прошлом году не бегал, ну, тогда дело другого рода, а теперь я так полагаю, что его беспременно выдерут. Потому, как он штрафованный.
Козловский прочел ему дознание и дал для подписи. Тарас Гаврилович бойко и тщательно написал свое звание, имя, отчество и фамилию, потом перечел написанное, подумал и, неожиданно приделав под подписью закорючку, хитро и дружелюбно поглядел на офицера.
Затем вошел ефрейтор Пискун. Он еще не дорос до разбирания степени авторитетности начальства и потому одинаково пучил на всех глаза, стараясь говорить «громко, смело и притом всегда правду». От этого, уловив в вопросе начальника намек на положительный ответ, он кричал: «точно так», а в противном случае — «никак нет».
— Ты не знаешь, кто украл у молодого солдата Есипаки голенища?
Пискун закричал, что он не может знать.
— А может быть, это Байгузин сделал?
— Точно так, ваше благородие! — закричал Пискун радостным и уверенным голосом.
— Почему же ты так думаешь?
— Не могу знать, ваше благородие.
— Так ты, может быть, и не видал вовсе, как он крал-то?
