сятъ. Просто плюнутъ на него и потушатъ. Главное—не бойтесь вы, не бойтесь жизни: она веселая, занятная, чудная штука—эта жизнь. Ну, ладно, не повезетъ вамъ—падете вы, опуститесь до босячества, до пропойства. Но вѣдь, ей-Богу, родной мой, любой бродяжка живетъ въ десять тысячъ разъ полнѣе и интереснѣе, чѣмъ Адамъ Иванычъ Зегржтъ или капитанъ Слива. Ходишь по землѣ туда-сюда, видишь города, деревни, знакомишься со множествомъ странныхъ, безпечныхъ, насмѣшливыхъ людей, смотришь, нюхаешь, слышишь, спишь на росистой травѣ, мерзнешь на морозѣ, ни къ чему не привязанъ, никого не боишься, обожаешь свободную жизнь всѣми частицами души… Эхъ, какъ люди вообще мало понимаютъ! Не все ли равно: ѣсть воблу или сѣдло дикой козы съ трюфелями, напиваться водкой или шампанскимъ; умереть подъ балдахиномъ или въ полицейскомъ участкѣ. Все это детали, маленькія удобства, быстро проходящія привычки. Онѣ только затѣняютъ, обезцѣниваютъ самый главный и громадный смыслъ жизни. Вотъ часто гляжу я на пышныя похороны. Лежитъ въ серебряномъ ящикѣ подъ дурацкими султанами одна дохлая обезьяна, а другія живыя обезьяны идутъ за ней слѣдомъ, съ вытянутыми мордами, понавѣсивъ на себя и спереди и сзади смѣшныя звѣзды и побрякушки… А всѣ эти визиты, доклады, засѣданія… Нѣтъ, мой родной, есть только одно непреложное, и незамѣнимое—свободная душа, а съ нею творческая мысль и веселая жажда жизни. Трюфели могутъ быть и не быть—это капризная и весьма пестрая игра случая. Кондукторъ, если онъ только не совсѣмъ глупъ, черезъ годъ выучится прилично и не безъ достоинства царствовать. Но никогда откормленная, важная и тупая обезьяна, сидящая въ каретѣ, со стекляшками на жирномъ пузѣ, не пойметъ гордой прелести свободы, не испытаетъ радости вдох-
